– Есть, – уверенно сообщилаМаня, – в Тунисе на пляже видела одного русского, шея толще, чем у пита,так на нем целых две висели. Ладно, надену на Банди гранатовое колье, на беломпятне будет хорошо смотреться.

Ровно в восемь раздался звонок домофона. Мымолча сидели в гостиной, изображая семейный отдых. Наташка с вязаньем в руках,Зайка и Аркадий за лото, Маня с пяльцами.

Я держалась особняком. Причиной тому былоярко-красное воздушное платье на чехле. Меньше всего хотела его надевать, ногадкие дети с криком нацепили на меня ужасающе узкий футляр. Поверх чехлаволнами громоздился алый шифон. Стоило сесть и чуть-чуть согнуть спину, какнижняя юбка начинала угрожающе потрескивать, а тесемочки, поддерживающие лиф,тут же соскальзывали с моих костлявых плеч. Пришлось поэтому принять позузагадочной дамы, стоящей у окна и смотрящей вдаль.

Подготовленные Наташкой, мы с замиранием ждалипоявления экзотической пары. Глубокое разочарование постигло всех, когдахудожник и Сонька вошли в комнату.

Портретист был в простых вельветовых джинсах исамой обычной коричневой рубашке. Точно такое же одеяние красовалось и на блуднойжене. За это время Сонька приобрела удивительный цвет лица – розовый, как умолочного поросенка.

– Разрешите представиться, –проговорил молодой человек, – Казимир Новицкий, а это Софья Арцеулова.

– Не надо нас с Сонькой знакомить, –пробормотал Кешка, – всю жизнь знаем данную даму.

Художник весело улыбнулся.

– Конечно, знаете, но вроде в обществепринято представлять даму, с которой пришел.

Его открытая, радостная улыбка оказалась такойзаразительной, что мы не выдержали и разулыбались в ответ.

– А он симпатичный, – прошепталаЗайка.

«И даже очень», – подумала я.

– Где же вы познакомились? – невыдержала тактичная Маня.

Казимир словно ждал подобного вопроса, потомучто немедленно начал рассказывать.

В тот запомнившийся ему на всю жизнь деньНовицкий поехал на вьетнамский рынок, где иногда покупал аксессуары дляполотен. Он бесцельно бродил по узеньким проходам, когда возле одной излавчонок приметил женщину, примеряющую шляпку. Незнакомка сдернула с головычудовищный вязаный колпак, шпильки выскочили, освобожденные рыжие волосы цветаморковки, вымоченной в апельсиновом соке, вырвались наружу. От неожиданностиКазик остановился, и в этот момент дама уронила шляпку. Поляк галантно подал еерастеряхе и увидел чудесные незабудковые глаза и молочно-белую кожу. Новицкийпотерял голову. Дама необыкновенно походила на портрет, который он написал вшестнадцать лет, придумав образ «таинственной незнакомки».

Художник познакомился с красавицей. Прогулявнесколько часов под дождем, Казик обнаружил у своей собеседницы острый ум,оригинальное чувство юмора и редкую проницательность. Короче говоря, в восемьвечера он сделал предложение руки и сердца. Незнакомка сразу сообщила, чтозамужем, но брак несчастлив, и обещала подумать. Они встречались еще несколькораз, а потом поздно ночью Соня пришла на квартиру к Новицкому, сообщив, что мужвыгнал ее на улицу. С тех пор они живут вместе и очень счастливы.

Мы слушали, разинув рты. Неужели это о нашейСоньке? Ум, чувство юмора, проницательность? Неужели маленькие серенькие глазкимогут показаться незабудковыми, а пережженные химической завивкой волосы –тициановскими локонами?

Раздался стук, дверь распахнулась, и на порогепоявилась Ирка. Никогда раньше не видела домработницу в подобном наряде. Поверхчерного шелкового платья был повязан кружевной фартук. На голове у Иркигромоздилась белая наколка. Всем своим видом она напоминала Сюзанну из«Женитьбы Фигаро».

– Кофе подан, – объявила женщинацеремонным голосом, вкатывая столик на колесах.

Бог ты мой! На столик выставили серебряныйкофейный сервиз. До сих пор этот раритет никогда не вынимался из буфета.

Следом за домработницей, бряцая украшениями,влетели собаки и кошки.

Новицкий в возбуждении вскочил на ноги иподбежал к Марусе:

– Дорогая, у вас есть синее платье?Длинное, облегающее платье цвета берлинской лазури?

Ошеломленная натиском, Маня брякнула:

– А на фига мне такое платье?

– Я напишу ваш портрет в кресле, с этиминеобыкновенными животными вокруг.

– Мне кажется, Жюли лучше взять наруки, – встряла Сонька.

– Дорогая, – умилился Казик, –какой вкус, какое потрясающее художественное чутье.

Увидев, что Наташка пытается открыть рот,портретист замахал руками:

– Нет-нет, это будет мой подарок. Девочкатак необыкновенно хороша, так свежа. Мужественные собаки подчеркнут ее девичьюхрупкость, а кошки оттенят удивительную мягкость.

Толстенькая Маруся стала красной, какогнетушитель, а ошеломленная Зайка пролила кофе на ковер.

– Кажется, здесь все забыли о цели визитагосподина Новицкого, – послышался с порога хрипловатый голос, и Левкавступил в гостиную.

Мы в который раз лишились дара речи. НаАрцеулове был надет черный вечерний костюм и белая рубашка с бабочкой. И еще отнего одуряюще несло парфюмом от Лагерфельда.

– Позвольте представиться, Лев Арцеулов.Добрый вечер, Софья Николаевна, рад вас видеть в добром здравии.

– Здравствуйте, Лев Яковлевич, – неосталась в долгу жена, – вам очень к лицу этот костюм.

И, уставившись друг на друга, бывшие супругизаулыбались, как две гадюки. Зайка суетливо принялась предлагать кофе. Плюнув наплатье, я плюхнулась в кресло, чехол тут же треснул, и лямки свалились с плеч,но на мой вид никто не обращал внимания.

– Итак, – церемонно помешиваяложечкой кофе, продолжал Лев, – хотите получить развод?

– Да, – отрезала Сонька.

– Но для этого придется съездить в Ялту.

– Вовсе нет, – сказал Казик, –вопрос можно решить и здесь. Софья сходит в посольство, консул обладает правомрегистрации или расторжения брака, если нет имущественных споров инесовершеннолетних детей. В вашем случае процедура займет пятнадцать минут.

Левка побагровел, но гигантским усилием волисдержал гнев.

– Очень просил бы, – продолжалхудожник, – проделать необходимые формальности прямо завтра.

– К чему подобная спешка, – началзвереть Левка, – просто неприлично!