— Доктор, — сказал он, — что вы можете дать человеку, утратившему сон?»

Типичная клиническая картина меланхолии: бессильная, унылая поза, безжизненно лежащие на коленях руки, застывшее лицо, вялая, прерываемая вздохами речь. Это было начало медленного, но неумолимого разрушения.

5 октября 1817 года врач провел полный медицинский осмотр и констатировал, что правый бок пациента тверже левого. Он обнаружил там заметную припухлость, болезненную при прощупывании. Наполеон признался, что два месяца назад сам заметил эту припухлость, но приписал ее своей излишней полноте. О'Мира назначил обычные в то время лекарства: каломель, растирание конечностей, горячие соленые ванны, противоцинготные средства, полоскания и верховые прогулки. Вскоре Наполеон начинает жаловаться на боли в ногах и на сильную утомляемость; 15-го он не находит себе места из-за колющей боли в правом плече, что приводит его в крайнее раздражение. А 27-го он уныл и подавлен. Болезнь наступает медленно и бесшумно; а поскольку серьезных приступов нет, окружающие замечают лишь его раздражительность и утомляемость; так продолжается с ноября 1817 года до марта 1818-го, когда О'Мира сам признает: «Болезнь Наполеона развивается, хотя и очень медленно». Именно в этот момент Хадсон Лоу и решает выслать врача, обвинив его в сговоре с французами. За несколько дней до своей отставки О'Мира записывает в дневнике: «Наполеон очень утомлен катаральным воспалением крайне нехорошего свойства, вызванным чрезвычайной сыростью в его апартаментах». А это июнь, начало периода дождей и самой непереносимой сырости.

Внезапно отстраненный от своих обязанностей и отправленный в Европу, О'Мира даже не успел приготовить лекарства для своего знаменитого пациента, оставшегося в момент обострения болезни с ртутными пилюлями, слабительным и лосьоном для растирания ног. Но он передал обер-гофмаршалу очень тревожную записку:

«В последние дни сентября появились симптомы, указывающие на нарушение функций печени, острые боли, жар, тяжесть в правом подреберье, диспепсия и запор. Начиная с этого момента, болезнь медленно, но неуклонно развивается. Боли, сначала слабые, настолько усиливаются, что возникают подозрения на острый гепатит. На протяжении апреля и мая — обильные желчные и слизистые выделения, поносы и запоры, колики, скопление газов, отсутствие аппетита, ощущение тяжести, тревожное состояние, бледность, темная едкая моча, подавленное состояние духа и головные боли, тошнота, рвота густой едкой желчью, почти полное отсутствие сна, беспокойство и слабость».

Этот длинный бюллетень дает такую точную и реалистичную картину физического состояния Императора в июле 1818 года, что есть смысл привести его полностью еще и потому, что в нормальном обществе он стал бы основанием для того, чтобы перевезти больного в страну с более мягким климатом, где его лечением занялись бы известные медики.

«Болезнь ног возобновилась, но не в такой сильной форме. Головная боль, тревога, тяжесть в надчревной и прекордиальной области, приступы лихорадки с наступлением ночи, горячая кожа, жажда, боли в сердце, учащенный пульс, успокоение и потоотделение на рассвете. В правом подреберье болезненная при наружном прощупывании припухлость. Язык постоянно обложенный; пульс, до болезни составлявший 54—60 ударов в минуту, достигает 88. В доме невыносимо сыро, и Наполеон подхватил жесточайший катар, сопровождаемый высокой температурой и сильнейшим возбуждением. Два года бездействия, губительный климат, одиночество, заброшенность — все это, действуя одновременно, терзает душу. И даже удивительно, что болезнь не развивалась быстрее. Это объясняется лишь силой духа больного и его крепкой конституцией».

В это время никто не имел ни малейшего представления о психосоматических исследованиях. Однако О'Мира попал в точку. Но что с того? Лишь знаменитые опыты, проведенные в 1944 году в Англии, покажут воздействие нервной системы на функционирование желудка. Эти работы позволят выявить те психические состояния, которые могут вызвать нарушения пищеварения: под воздействием тревоги, напряжения и раздражения слизистая оболочка желудка изменяется и закупоривается. Это открытие с очевидностью покажет, что нервная диспепсия вполне может возникать под воздействием забот, раздражения, агрессивного состояния и пр., а затем могут появляться вторичные органические поражения, в частности язва, которая может усугубляться под воздействием одного лишь нервного напряжения и окончиться кровотечением или прободением.

В январе 1819 года у Наполеона внезапно начался приступ головокружения. Судовой врач с «Конкверор», флагманского корабля, стоявшего в Джеймстаунской бухте, доктор Стокоу, срочно вызванный Бертраном, смог лишь подтвердить заключение О'Мира: хронический запор, гепатит и неизбежный апоплексический удар, предотвратить который можно лишь кровопусканием; а в остальном облегчение должны были дать клизмы и слабительные соли. Тотчас же были приобретены 36 blue pills, состоящих из очищенной ртути, измельченных в порошок роз и сладкого раствора, ртутная мазь и слабительное на основе каломели и магнезии. Таким можно угробить и здорового человека! В отчете, представленном начальству, медик уточнял: «Симптомы болезни, проявившиеся прошлой ночью, вызывают серьезные опасения; если не принять срочных мер, исход может оказаться фатальным». Подтверждение диагноза — гепатит — пришлось не по душе губернатору. Эта болезнь свирепствовала на острове, а равным образом и в гарнизоне и среди экипажей судов Королевского флота. После нескольких визитов в Лонгвуд доктор Стокоу получил приказ оставаться на борту судна; затем он был отправлен в Англию, потом возвращен на Святую Елену —место своего «преступления», — чтобы предстать перед военным трибуналом, по приговору которого он был исключен из состава Королевского флота.

Неделей позже больной был, по мнению одного врача, «очень плох», по мнению другого — «просто слаб», но Лоу по словам майора Горрекера, ограничился тем, что произнес с дьявольской улыбкой: «Попомнят у меня эти врачи о своем поведении в Лонгвуде!»

Участь О'Мира и Стокоу была бы полезным уроком для их преемника, если бы он находился на службе его величества короля Англии. К счастью для него и для беспристрастности его диагноза, он будет французом, и даже корсиканцем. Но, к несчастью для Наполеона, его чудовищное невежество очень быстро заставит с сожалением вспоминать о здравом смысле и основательных познаниях двух британских медиков. «До сих пор, — признавался этот удивительный «профессор» Антоммарки, — я имел дело только с трупами». И вот бывший ассистент в анатомическом театре, нанятый кардиналом Феш в Риме и ничего не смысливший в медицине, примется с самоуверенностью шарлатана лечить своего знаменитого пациента.

С отъезда Стокоу и прибытия «профессора» в сентябре болезнь незаметно, но неуклонно усугублялась, и Бертран отмечал, как его господин слабеет с каждым днем: «Он очень слаб и чувствует недомогание»; «У него болит бок»; «Его беспокоит печень». Чтобы снять боли в брюшной полости, Антоммарки после полного осмотра пациента рекомендует ему прежде всего «психологические средства». По его мнению, Императору не следует целый день оставаться в своих апартаментах, лежа на софе: он должен выходить из дома, разговаривать с людьми, ездить верхом и вообще двигаться; что касается собственно медицинских назначений, то они включали горячие ванны, частые клизмы и ртутные пилюли; последние были с негодованием отвергнуты пациентом. Три недели спустя Антоммарки подтвердил диагноз своих предшественников и официально уведомил Хадсона Лоу о том, что Наполеон страдает хроническим гепатитом.