Версия о том, что «любительский» и импровизированный характер путча объясняется тем, что он был организован в спешке, после того как стоявшие за ним фигуры получили результаты «прослушки» КГБ ключевого разговора трех лидеров в Ново-Огареве, из которого узнали о своем предстоящем увольнении, кажется слишком легковесной.

В любом случае ни одну из этих версий «случайного» путча невозможно проверить. Кроме того, они затушевывают более серьезный вопрос: можно ли считать, что если бы путч не состоялся в августе, он не произошел бы в другое время, приняв, возможно, иную форму.

Да и упрекая Горбачева в том, что он «просмотрел» назревавший путч в августе, не будет ли справедливо задать вопрос: а скольких возможных путчей ему удалось избежать за шесть лет своего пребывания у руля страны, часто лавируя, сбивая со следа своих противников и преследователей и нередко озадачивая собственных последователей?

Поэтому лучше сосредоточиться на политической логике развития ситуации, которая, невзирая на все тактические маневры и ухищрения Горбачева, неумолимо вела к фронтальному столкновению непримиримых политических лагерей. Поскольку пока представители двух альтернативных сценариев продолжения реформ: эволюционного, отстаивавшегося Горбачевым, и радикального, представленного Ельциным, – были заняты выяснением отношений друг с другом, в спор между ними вмешались приверженцы третьего – «китайского» – пути, заимствованного у организаторов силового подавления оппозиционеров в Пекине в июне 1989 года на площади Тяньаньмэнь.

Их выступление отнюдь не было импровизированным. Известно, что сторонники сохранения союзного государства в его традиционной советской форме не отказались от своих намерений силового подавления выступлений сепаратистов еще со времени событий в Прибалтике. Их планы проходили отработку в марте на улицах Москвы и вступили в стадию форсированной подготовки с момента, когда Горбачев решил ради спасения Союза пойти на компромисс с республиканскими вождями.

Еще весной некоторые члены окружения Горбачева начали получать «странные» телефонные звонки от Крючкова, очевидно, пытавшегося прощупать почву для возможных действий, заводившего разговор о «неадекватном» поведении Горбачева. Янаев, едва избранный на пост вице-президента, тоже не упускал случая упомянуть о «физическом и психическом истощении» своего босса.

На следующий день после отъезда Горбачева из Москвы Крючков пригласил попариться в сауне на секретном объекте КГБ, расположенном в московском предместье, министра обороны Язова, шефа кабинета и многолетнего помощника и секретаря Горбачева Валерия Болдина, а также двух партийных функционеров О. Бакланова и О. Шенина, оставленного Горбачевым в качестве своего зама по партии «отслеживать» ситуацию. Повод для встречи не был секретом для приглашенных: уже в течение нескольких недель они обменивались по телефону все более тревожными оценками изменений ситуации в стране, особенно после того, как поняли, что, вступив на путь поиска договоренности с республиканскими лидерами, Горбачев вскоре окончательно покинет свою прежнюю «семью».

Они могли себе позволить обсуждать эти чувствительные сюжеты по телефону, поскольку система прослушки была, естественно, под контролем служб Крючкова, а получаемые ею сводки регулярно попадали на стол Болдина. Он аккуратно складывал их в своем сейфе, откуда они и были извлечены после провала путча и представлены в качестве улик на процессе по обвинению членов ГКЧП в антигосударственном заговоре.

На этот раз Крючков мог предложить своим гостям особенно ценное блюдо – запись разговора в Ново-Огареве между Горбачевым, Ельциным и Назарбаевым, когда они обсуждали свои планы на будущее и обговаривали вопрос об отстранении Янаева, увольнении премьера и ключевых членов правительства. Список кандидатов в члены будущего ГКЧП было нетрудно составить.

Сценарий шагов, необходимых для введения чрезвычайного положения, был сверстан по схеме, уже обкатанной в Польше в 1981 году генералом Ярузельским, которого, разумеется, консультировали эксперты КГБ.

Собравшиеся в сауне не ждали серьезных проблем. Они были уверены, что республиканские вожди, прошедшие выучку в партийных школах, естественно, подчинятся решениям, принятым в Москве. Реакция публики их интересовала в наименьшей степени – они исходили из уроков Советской эпохи, один из которых был сформулирован однажды на заседании Политбюро долгожителем из сталинских лет Андреем Громыко: «Когда армия появится на улицах, люди разбегутся». Для наименее понятливых, как проинформировал своих гостей Крючков, – их списки уже составлены, – были припасены несколько сот пар наручников и приготовлены места «временного содержания».

Оставалось обсудить два вопроса: «проблему Ельцина» и как поступить с Горбачевым, возможная реакция которого на объявление в стране чрезвычайного положения по причине его «неспособности» управлять страной была неизвестна.

Что касается Ельцина, учитывая непредсказуемость поведения персонажа, были предусмотрены два варианта. Один «мягкий», предполагавший его сотрудничество с заговорщиками. Они считали, что из-за его соперничества с Горбачевым и хорошо известной взаимной неприязни российский лидер, удовлетворенный спектаклем унижения советского президента, пойдет на то, чтобы позволить ГКЧП выполнить «грязную работу» при условии гарантий его статуса непререкаемого правителя на российской территории.

На случай его отказа сотрудничать был предусмотрен более «жесткий» сценарий – «изоляция» в укромном месте на время, необходимое для того, чтобы ситуация успокоилась. Подобным образом Ярузельский поступил с лидером польской оппозиции Лехом Валенсой.

Чтобы дать возможность Ельцину выбрать из этих двух вариантов, была сформирована депутация в составе Язова и Павлова, которая должна была встретить его вечером 18 августа по возвращении из Алма-Аты. Предполагалось, что для обеспечения наиболее благоприятных условий для этих важных переговоров самолет с российским президентом будет посажен на военном аэродроме в Чкаловском вместо слишком людного Внукова. Как мне рассказал, уже выйдя на свободу после ареста, Янаев, в случае отказа сотрудничать Ельцина должны были «интернировать».

Что касается Горбачева, то путчисты исходили из прецедента Вильнюса, когда, как они считали, он дал молчаливое согласие на проведение спецоперации против литовских сепаратистов. Все, таким образом, не должно было выйти за рамки камерного «дворцового переворота» или закрытого заседания Политбюро и вызвать какие-либо потрясения внутри страны и тем более на мировой арене.

Этот безупречный план начал рассыпаться с первых попыток его реализации. Когда 18 августа около 5 часов пополудни в Крым к Горбачеву для его изложения прибыла депутация ГКЧП в составе О. Шенина, О. Бакланова, В. Варенникова, В. Болдина, а также начальника личной охраны Горбачева Ю. Плеханова, первый заданный им вопрос был: «Кто вас послал?»

Услышав про ГКЧП, он начал записывать фамилии его членов и поставил вопросительные знаки против двух фамилий – Язова и Лукьянова. Позже он мне сказал, что не мог поверить в предательство этих людей, которым полностью доверял.