Теперь это для нас не вынужденная обязанность, а приятное времяпрепровождение. Причём для обоих.

Стук в дверь вырывает меня из объятий сладкого сна. Три коротких удара по три. К этому я привыкла ещё с детства: так стучат родители. Широко зеваю, прикрывая рот рукой, и на автомате иду в прихожую. Всё-таки смотрю в глазок, и, убедившись, что по ту сторону стоит моя мама, открываю дверь.

– Надя?! – Тон, с которым мама произносит моё имя, заставляет меня проснуться окончательно.

Ошарашенная родительница окидывает меня с головы до ног строгим взглядом. И её, мягко сказать, удивление вполне заслужено – я стою в одной Лёшиной футболке, едва прикрывающей мои бёдра, а под ней, кроме меня самой, ничего нет. Вот это я попала! 

Японский бог! Вот как тут не чертыхнуться? У меня совершенно выпало из головы то, что я немножко не дома! Вчера мы уснули очень поздно, а, услышав мамин стук, я даже не подумала… Да ни о чём я не подумала!

– Привет, мам, – пробую улыбнуться, но выходит кривенько. – А ты почему не позвонила? – задаю вопрос, глупо хлопая глазами.

Ведь до этого, она всегда предупреждала о своём приезде, и таких казусов не было.

– Решила тебя не будить. Пожалела! Андрей повёз соседей на вокзал, вот решила с ним поехать. – Андрей – муж тёти Риты. – Приехала, а дома никого нет. На работу тебе только в понедельник, ради подработки Алексея ты не оставила бы. А тут оказывается вон оно что, – строго произносит ма.

– Мам! – Оправдываться я не собираюсь. Но и устраивать разборки при Лёше тоже. А он уже проснулся. Это я слышу. – Я сейчас оденусь и приду домой.

– Уж будь добра! Оденься! – не терпящим возражений тоном приказывает мама, качает головой и идёт к лифту.

Когда она уезжает, я выдыхаю и бреду в комнату.

– Привет, – произношу тихо и сажусь рядом с Лёшей. Левой рукой берёт мою и перекрещивает наши пальцы. – Мама приехала. Я ненадолго уйду. Хорошо?

Лёша молчит. Даже если он что-то и хочет сказать, то не может. Показывает на себя.

– Нет, Лёш. Я сама. Я не долго. Мне же с Вальтером ещё нужно выйти, – стараюсь быть убедительной, что всё хорошо.

* * *

Тянуть смысла нет. Ведь потом и правда у меня есть дела. Поэтому я умываюсь, привожу себя в порядок и иду «на ковёр» к маме.

Захожу домой, ожидая, что меня встретят. Но нет. На кухне шумит вода, а мама стоит возле раковины, ко мне спиной. Я молча жду. То что я здесь, она знает, но не торопится. Медленно ополаскивает руки, вытирает их полотенцем и поворачивается. Окидывает взглядом с головы до ног. Но теперь придраться не к чему. Я даже носки надела, чтобы не получить выговор за босые ноги.

– Что у порога встала? Ругаться пришла?

– Да нет. – Пожимаю плечами.

Некоторое время между нами царит молчание. Мама первая нарушат его:

– Значит, оправданий не будет?

Вместо ответа качаю головой, и мама громко втягивает носом воздух.

– Ты хоть понимаешь, что он женат?

– Да, мам. Я это понимаю.

– Ты же страдать потом будешь, дурёха. – По-своему жалеет она. Но сама видит, что это бесполезно, потому что я молчу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Господи! Надя! Что же ты творишь, дочка?! – В её восклицании слышится неприкрытая горечь.

Не знаю. Мне непросто ответить на этот вопрос. Выцарапываю у судьбы кусочек своего счастья?

– Вы хоть предохраняетесь?

– Да.

В самый первый раз, когда мы про это забыли, нам повезло – тест отрицательный. А может, наоборот – не повезло. Сложно сказать.

– Мам, пожалуйста, – прошу я, сама не зная о чём. Наверное, хочу, чтобы она не переживала за меня. – Я люблю его.

– Ты любишь чужого мужа, Надя.

– Я это помню. Но я всё равно люблю его.

Однако я не уверена, что мои чувства взаимны. И не потому, что Лёша не может говорить. Вместо слов говорят его руки. Он со мной нежен. Очень нежен. Но ни разу меня не поцеловал. Это единственное, чего мне сильно не хватает. Он целует мне шею, руки, грудь, но губы – никогда.

– Ладно. Бог с вами. Не маленькие. – Сдаётся мама. – Только почему ты сразу мне ничего не сказала?

– Не знаю, – пожимаю плечами. На самом деле, я совершенно забыла обо всём на свете. И про маму тоже. Поэтому сейчас мне немного стыдно.

– «Не знаю», – передразнивает она меня. – А судя по засохшей земле в цветах, ты про меня даже не вспоминала. – Получаю заслуженный упрёк.

Взгляд невольно скользит на подоконник. Вроде ничего страшного с мамиными фиалками не случилось. Домой если я и заходила, то только для того, чтобы переодеться. Про цветы я даже и не подумала ни разу! Не до них мне было.

– Прости, – виновато каюсь, стараясь спрятать улыбку.

– Она ещё и лыбится! Э-эх, горюшко ты моё луковое! Иди сюда.

– Я не луковое, – шепчу я, попав в мамины объятия. – Прости, мам.

– Да я-то что. Тебе потом жить. А вот как – это уже другой вопрос.

– Всё будет хорошо. – Как мантру повторяю слова.

Мне приходится выйти на работу. От подработки я отказываюсь, потому что оставлять Алексея на целый день я не хочу. Утром гуляю с Вальтером, мы все вместе завтракаем, и я ухожу в клинику, категорически запрещая Лёше открывать кому-либо дверь.

Оставив его одного первый раз, я ни на чём не могла сосредоточиться. Мне казалось, что когда я вернусь, то Алексея не будет дома. Поэтому в этот же день я вызвала мастера, и он вставил ещё один замок. Ключ был только у меня и у Лёши. Теперь я могла не беспокоиться, что пока меня нет, его смогут забрать. А после работы я торопилась к любимому.

– Девушка, подождите, пожалуйста! – Меня окликает мужчина. Невольно сержусь за вынужденную задержку, бросаю взгляд на дом, до которого не успела дойти буквально несколько метров. – Вы не подскажете, какой это номер? – спрашивает по-русски, но в интонации чувствуется акцент.

Окидываю взглядом незнакомца. Хорошо одетый высокий мужчина производит приятное впечатление. Когда-то тёмные, коротко стриженные волосы посеребрены сединой. На вид ему лет пятьдесят, но