Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не стану судить людей, – с неизменной скромностью заявил Амнон, – а поучать чрезмерно – словно жвачку жевать. Хорошо об этом говорил пророк наш Миха из Морэйши: “Помни Бога, будь скромен, будь милосерден!” – таков смысл слов его.
– Как красива и чиста твоя речь, Амнон! – воскликнул Тейман.
Отец, мать, сын
Вошедшая Тирца пригласила спорщиков к столу, где заняли места Иядидья и званые гости – все вернулись из Храма, принеся жертвы.
После трапезы приглашенные разошлись по домам, благословив хозяина и дом его.
– Сегодня как мы согрешили, Зимри? Глядя глазами, слушая ушами, вдыхая носом? – продолжал подшучивать Тейман.
– Зачем грешить насмешкой? Ты юн годами, а я много пожил, и за спиной ношу нелегкий короб прошлых грехов, и забота моя велика: отмыть их, – с обидой ответил Зимри.
Услыхав сей разговор, Иядидья отослал Зимри по делам.
– Зачем, сын, смеешься над жаждущим спасения души? Учись смирению у него! Видел бы, как в Храме он проливает слезы раскаяния в былых грехах, как тронул сердца коэнов, как почитают его истинно верующие! – с укоризной сказал Иядидья.
Тейман устыдился.
Иядидья удалился к городским воротам послушать речи старейшин.
– Через три дня мы переезжаем в наш летний дом на Масличной горе. Поедем, посмотрим место! – обратился Тейман к Амнону.
– И я с вами, – воскликнула Тамар, – дождь кончился!
Азрикама не пригласили, и он, уязвленный и недовольный собой, вернулся домой. А тут его ждала новость. Работник нашептал ему, что видел, как Ахан навьючил на осла мешки с отборной пшеницей и выехал за ворота. В гневе и с нетерпением Азрикам ждал возвращения Ахана.
– Связался с ворами и продаешь им мое добро? – ошеломил хозяин вернувшегося домоуправителя.
От неожиданности Ахан молчит, словно язык проглотил. Весь гнев, что накопил за день, выплеснул на него Азрикам. Одной рукой схватил за волосы, а другой – давай бить по щекам.
– Руки прочь, Наваль, сын негодный, не то обоим нам смерть! – возопил, забывшись, Ахан.
– В яму его, и воду и хлеб давать самой скудной мерой! – приказал слугам Азрикам.
Хэла бросилась в ноги Азрикаму. Молит пощадить мужа ради нее, напоминает всевластному, как кормилицей была ему. Но тот лишь оттолкнул ее.
– В несчастье нашем мы сами виноваты. Не унижай себя, Хэла, перед негодяем! – крикнул жене Ахан.
А слуги с готовностью исполнили приказание хозяина и водворили домоправителя в яму.
Азрикам возвысил доносчика. И допросил Хэлу: кому свез Ахан украденную пшеницу. А та притворилась, будто не знает, что мешки эти назначались Нааме.
Глава 10
Масличная гора
Ближе к сумеркам Тейман, Амнон и Тамар поднялись на Масличную гору. Место это дорого жителям Сиона и любимо ими: оливковые деревья, густая тень, чудесный аромат вокруг.
– Через три дня покидаем город и переселяемся сюда. Как славно! – воскликнула Тамар.
– Душа человека требует перемен, – говорит Амнон, – деревенскому жителю приедаются тишина и покой, он ищет новизны в городском шуме и гаме. А горожанин, разбитый хлопотами и созерцанием всех пороков, алчет скромной благодати полей, лугов и лесов. Суетны перемены, и посему, хоть из разных окон глядят новизна и привычка, обе видят единый великолепный и скверный мир.
Масличная гора горда достоинствами и деревни и города, – продолжает Амнон. – Неподалеку, где покоится Мертвое море, – там место вечной безмолвной пустыни, а здесь перед нами раскинулся Иерусалим – совершенство красоты.
– Ты видел прежде Мертвое море? – спросила Тамар Амнона.
– Видел, когда возвращался из Боцры. Мудрецы говорят, то было место чудное, как райский сад, покуда Господь не обратил его в пустыню, истребив огнем тамошние города Сдом и Амору, карая жителей за безмерные грехи. Теперь бесплоден этот край. Только сера и соль повсюду, да горящая нафта и смола источают зловоние вокруг. Ни растения, ни зверя, ни птицы – нет живого на проклятой Богом земле. Лишь дьявольский вой слышен в кромешной ночной тьме над морем. Владыка зла носится над руинами Сдома и Аморы. Богата рыбой бурная река Иордан. Но вот впадают в соленое море пресные воды, и умирает река, и рыба гибнет, – ответил Амнон.
– Как жаль, что так произошло! Разве кара устрашает? Или исправляет? Или искупает? – заметил Тейман.
– Довольно о пустыне, обратим взоры к чудному городу, – говорит Тамар. – Как многолюдны городские перекрестки! Гомон у Водных, Восточных, Лошадиных ворот. Крики водовозов под вечер. Вельможи в крытых повозках. Молодые богатые горожане верхом. Гремят колеса, цокают копыта лошадей. Издалека слышно и видно, как струится живой поток – люди тянутся к Храмовой горе.
– У Рыбных ворот шумит бойкий рынок, – подхватил Тейман, – а у Овечьих ворот ревут и блеют стада.
– Кипучий, неисчерпаемый город! – соглашается Амнон. – На земле красуются дворцы, а башни рвутся в облака. Тысячи снуют по делам, у каждого – свое. И глазами, и ушами, и сердцем человек вбирает в себя великий Иерусалим. Все желания людские – пустая тщета, если не в согласии они с волей Бога. Страсти человеческие, где они? Пусть в глиняных хижинах, пусть в каменных дворцах – все они внизу на земле, и до неба ото всюду далеко. А наверху, на горе Мория – витает небесный дух Господа. Он наставляет смертных на верные пути.
– Амнон, спой нам песню во славу Сиона, – просит Тамар.
И Амнон запел.
1
О, город прелестный,
Сиона столица!
Владыка небесный,
Верь, он мне снится!
2
Камни Давида,
Сады Соломона.
Дивного вида
Царева корона.
3
Шум площадей,
И Храма степенство –
Отрада людей,
Красы совершенство.
4
Оливковый сад
Цветет на горе,
Птичьих рулад
Не счесть на заре.
5
Горе беспечному,
Если не зван.
Сгинут навечно
Ашур и Ливан.
6
О, город прелестный,
Шум площадей.
Я – нем, бессловесный,
Ты – мой чародей!
Признание
Амнон кончил петь. Переполненный чувствами, Тейман бросился к певцу, обнял и расцеловал его.
– Как прекрасно то, что я видел и слышал! – воскликнул Тейман.
– Благолепный Иерусалим, и дивная песня о нем! – добавила Тамар.
– Каким славословием, какими стихами воспеть красу и величие Сиона? – вопрошает Амнон. – У ворот Справедливости старейшины вершат праведный суд. Почетом и поклонением окружены судьи и законники наши. Обманул сильный слабого, утеснил богатый бедного – и идут люди к воротам