– Ещё не успел об этом подумать. Скорее всего, их много. Хотел бы сказать «Аревик», но как-то ты не очень восточная. Вот, может быть, «Отель Калифорния»… Не оригинально, да?

– А ты знаешь содержание? Не самая радостная песня.

– Знаю, да и ладно. Мне музыка важнее.

– Мне, наверное, тоже. Сыграешь?

Андрей кивнул и с ходу переключился на знакомое вступление.

– Обалдеть! – сказала Оля, дослушав до конца. Один за всех «иглов». Тоже сам подобрал?

– Это подвиг небольшой. Достаточно один раз услышать. Вот своё что-нибудь сочинить, хотя бы равноценное… – Андрей чуть виновато пожал плечами, – я даже не представляю, как это.

– Ну, может быть, всё ещё впереди?…

Они ещё долго сидели, пока Оля не заметила, что стемнело, пора идти спать. Андрей проводил её к палатке, на прощание задержал в руке горячую ладонь. «До завтра», – Оля освободилась, коснулась головой его плеча, забралась домой и с тихим треском закрыла молнию. «Спокойной ночи», – донеслось изнутри.

В среду, поздним утром, Оля и Светлана уезжали в город. Папа Оли на машине должен был забрать их возле автобусной остановки; и хотя он, в отличие от автобуса, мог и подождать, по привычке девушки всё равно спешили. Торопливо домывали посуду, собирали одежду, сворачивали палатки, почти бежали по лесу: Оля и Света с рюкзаками, Андрей нёс на плечах Никиту. Малыш размахивал можжевеловой шпагой и требовал не держать его за ноги.

«На это я пойтить не могу», – машинально отвечал Андрей. Не было времени остановиться, подумать о том, как он проживёт две недели без неё.

Вышли на шоссе. «Через пятнадцать минут подъедет», – сказала Оля, прочитав сообщение на телефоне, и спрятала его в карман джинсовой жилетки. Сняла рюкзак, поставила на скамейку и придержала, чтобы не падал. Некрашеная деревянная скамья под открытым небом, рядом такой же столб, к нему прибита табличка с расписанием – вот и вся остановка, знакомая, но теперь какая-то совсем другая. Андрей спустил наземь Никиту и понял, что волнуется, ожидая встречи с Олиным родителем. Одичал, наверное, с пятницы… Ну и ладно, от волнения он всегда становился решительней и бодрее.

С утра было влажно и почти безветренно, на севере густели тучи, над пятнистой дорогой пахло бензином и таволгой. «Хочешь побрызгать?» – спросила Света Никиту.

«Да», – кивнул он. Мама повела его за кусты дикой малины на обочине и с головой утонула в кудрявых зарослях. «Ягоды не ешь, пыльные!» – донеслось из глубины. Из-за поворота выскочил КамАЗ, гружённый горой песка, с рёвом пронёсся мимо, спугнул воробьёв, сидящих на проводах. Андрей отвернулся, протёр глаза и увидел, что Оля совсем рядом.

– Ну, что, Дюха, давай прощаться, – сказала она. – Две недели… Буду по тебе скучать… и развлекаться изо всех сил, чтобы быстрее прошли.

– Хорошая идея. Развлекись и за меня, – ответил он и шагнул вперёд. Крепкие руки легли ему на плечи, мягкие губы коснулись губ, и сколько времени прошло…

– Приехал, – шепнула Оля, поцеловала его в последний раз и отстранилась. Глаза её чуть потемнели и совершенно перестали косить. – Всё, пусти, – и она выскользнула.

Возле остановки развернулась и затормозила вишнёвая «Шкода». Вышел водитель – коренастый, черноглазый, черноволосый с проседью, в джинсах и белой футболке. Зная, кто он такой, Андрей в первый миг как-то это не почувствовал и решил, что Оля совсем не похожа на отца. Но, отойдя чуть назад, тут же заметил, каким быстрым взглядом приехавший окинул рябину в алых гроздьях у поворота на лесную дорогу – знакомую, ведь уже был здесь, – как бесшумно подпрыгнул, разминаясь после долгого пути за рулём… Нет, очень похожи, почти двойники! Оля говорила, что её отцу пятьдесят лет, но выглядел он намного моложе. И ростом был выше дочери на какую-то пару сантиметров. И черты лица – такие же скульптурные, но чуть резче и острее…

– Олька! – воскликнул он и шагнул к ней, отставив руку для шлепка. – Ты опять чёрная, как обезьяна!

– Сам такой! – Оля одним прыжком отскочила за багажник. – Что я могу сделать! Под дождём и то чернею.

– А крем на что?

– Толку нет от него, пробовала.

– А одеваться не пробовала?

– Иногда…

– Ладно, иди сюда, поздороваемся.

И Оля с разбега бросилась ему на шею.

– Скучал по тебе. Ай, послезавтра опять улетишь… А ты похудела немножко, – папа слегка хлопнул её по спине. – Хотя, вроде, и некуда было… Ну, познакомь с парнем. Это и есть Андрей?

– Откуда ты знаешь? – отпустив его, спросила Оля. – Я говорила-то один раз.

– А то я не знаю, о ком ты думаешь, да? Кто тебя растил?

– Вы с мамой.

– Ну, так и не задавай глупых вопросов. Захар, – он протянул Андрею руку. Пожатие было коротким и твёрдым. Андрей назвался, кивнув с улыбкой: угадали. Как и на сцене, едва взяв первые ноты, он забыл о волнении.

Захар поцеловал руку Светлане и очень серьёзно пожал лапку Никиты.

– Пора ехать, босс?

– Да! – ответил Никита и сунул шпагу за пояс, так, что конец её вылез снизу из шорт.

Вот и уехала. Начал накрапывать дождь, перестал и вновь собрался. Андрей вернулся на берег, перенёс свою и шумиловскую палатки к костру Наташи Синицыной и с ведром ушёл в лес. Он бродил там до сумерек. Спелые ягоды глядели со всех сторон, красили пальцы лиловым. Где-то далеко, невидимый за соснами, ворочался гром. То слева, то справа, то за спиной мерно шумела Ладога…

Однажды вечером Оля позвонила из Милана и рассказала, как проводит время.

– Представляешь, вожу старых и новых друзей по городу, показываю, какие тут у них красоты. Хорошо нас учили в универе! – рассмеялась она в трубку. – Сегодня доехали до Чертозы ди Павиа. А ты всё гуляешь по лесам?

– Да, вот только вернулся, завтра опять еду. Ты очень вовремя.

– Я же знаю, когда позвонить. Откуда?… не знаю, просто чувствую. Андрей, я чуть дольше задержусь, чем собиралась, ладно? Карина с мужем берут меня в поездку по Пиренеям на машине. Всегда мечтала отметить день рождения на океане. Уже начала учить испанский, слушай, – и произнесла несколько слов, которые Андрей понял и без перевода.

Назавтра, перед тем как ехать на Ладогу, он купил самоучитель испанского и словарь – хоть запоздалый, но всё-таки подарок.

А в лесу каждый день какая-нибудь новая примета говорила о близкой осени. Первые клинья журавлей пролетали на юг. Паутина затягивала паузы между деревьями; сами деревья казались Андрею нотами разной длительности и высоты. Среди ясного дня вдруг похолодало, над бухтой из ниоткуда выросла чёрная туча, пошёл крупный, рыхлый град, и настоящие августовские сугробы до ночи белели среди пригнувшихся в изумлении голубичных кустов. Да, Оля, на Пиренеях летом не поиграешь в снежки!.. Но ладожская вода держала тепло, и солнце, выглядывая из-за облаков, припекало ещё по-летнему. Жизнь на берегу затихала, немногие оставшиеся дикари сосредоточенно готовили себя к городскому плену. У костра Наташи Синицыной, кроме самой хозяйки и Андрея, стояли астрологи Котов и Аня, Лёня Часов с Женькой, да ещё дети Надя с Денисом, дожидавшиеся приезда мамы. Она уже в минувшее воскресенье должна была забрать их, но по телефону предупредила, что задержится. «Маринка упала в загул, сто пудов, – проворчала Наташа, размахивая пенкой перед костром. – Андрюха, пива мне привёз? Давай выкладывай». От могучих дуновений огонь заревел, на мгновение сжался, обнажив раскалённые угли, а потом одним махом поглотил сложенные колодцем поленья, багровыми языками захлестнул котёл. Андрей, отвернувшись от пламени, хмыкнул про себя: знаем эти загулы. Прошлым летом, с Наташиной подачи, он обкладывал плиткой ванную в квартире Марины. Понятия тогда не имел, что у этой девочки, так легко развязавшей узел клетчатой рубашки под крохотной грудью, есть двое детей и муж, с которым она не живёт, но и не разводится…