– Нет у нас тут партизан, какие-то подпольщики развешивали листовки. Дескать, Москва держится, бейте фашистов… Похватали их.

– А почему столица должна пасть? – удивился я, располагаясь в горнице.

Народ разбрелся по большому, сложенному из брусьев дому, хозяйка начала выставлять на стол нехитрую крестьянскую снедь – вареную картошку, сало, капусту, пару караваев хлеба. Появилась и четверть с мутным самогоном, но я только покачал головой. Лесник без сожаления тут же убрал бутылку за печку.

– Да немцы через старост передали, что Москву взяли. Войне конец.

– То брехня! – стукнул по столу Махно.

– Ясно, что брехня. Месяца не прошло, как фашисты взяли Киев. Да и слыхал я, что не все там у гансов гладко. Побили наши подпольщики больших немецких начальников. Слухи-то идут…

Мы переглянулись со спустившейся по лестнице Анной, перемигнулись. Девушка надела глухое шерстяное платье, повязала на голову голубой платок. Присела к нам за стол. Мы выложили наши запасы – тушенку, немецкий сыр и сардины в банках.

Обедать пришлось в два приема. Сначала поели женщины, лесник, мы с майором и Махно. Потом Базанов сменил караульных, они пошли в дом, а мы вышли на улицу. Там под навесом сидел капитан и ковырялся с радиостанцией. Рядом на лавке стоял автомобильный аккумулятор с клеммами, от которых тянулись провода.

– Никанорыч! – позвал Закуску майор. – Иди перекуси!

– Сейчас закончу, – буркнул капитан.

– И что, получается?

Я заинтересовался, подошел ближе. Оказалось, что наш запасливый завхоз не только слил солярку с «мана», но и успел снять аккумулятор. И теперь пытался подзарядить через него батарею радиостанции. Получилось плохо. Вернее, никак.

– А вот этот у вас, – кивнул лесник на Якова, – грузин, что ли? На Сталина похож, прямо как две капли. Молодой только и без усов.

У меня даже дыхание перехватило на секунду. Это же надо так вляпаться!

– Не, армянин, – сказал я. Надеюсь, что получилось спокойно. – Отощал в плену сильно, – зачем-то добавил.

– А дальше куда собрались хоть? – спросил Егор Семенович. – Не то что местом интересуюсь, – тут же добавил он, – больше интересно, чем заниматься будете.

– До Брянщины доберемся, партизанить будем, – сказал я и замолчал, давая понять, что дальше беседовать на эту тему не собираюсь.

– Мы только наследим по самое не могу, – тяжело вздохнув, добавил Базанов. – Тут вдоль Десны – деревня за деревней. Транспорт нужен. Наше спасение – скорость.

Мы одновременно посмотрели на конюшню, где всхрапывал конь. Из дома вышли женщины, пошли к дымящей трубой бане.

– По следам на снегу нас легко найдут… – Я задумался над тем, что делать, но так ничего и не придумал.

Базанов распределил отряд на смены, я мылся в первый заход. Парились с веничками, уханьем и растиранием снегом. Под такую баньку пивка бы светлого, разливного, но где его взять?

Всю радость обломал немецкий самолет. Перед заходом солнца в небе начал кружить «костыль».

– Все в дом! – приказал майор Анне, которая стригла сидящего на колоде Якова. Рядом валялись полешки: похоже, хозяин перед нашим приходом рубил дрова.

Внутри было шумно – лесник выяснял отношения с женой.

– Дашь коня с санями! И отвезешь к Подгорному!

– Авдотья, как без лошади перезимуем? Дрова возить, съездить куда?

– Как-нибудь перебедуем, – как отрезала хозяйка.

– «Как-нибудь» – отставить! – вмешался в разговор я, развернул карту. – Достаточно подбросить нас до Подгорного, а там мы сами, ножками.

– Папа, а можно я с отрядом товарища Петра пойду? – влезла в беседу шустрая дочка лесника. – Они фашистов бьют!

– Цыц ты! Хочешь в землю лечь, одних нас оставить? – закричал на девушку Егор Семенович.

– Они на концлагерь напали, пленных наших освободили, а вы сиднем сидите на печи. Так и просидите всю войну!

По глазам лесника видел, что он сейчас дочурке врежет. С правой, а может, и с левой добавит. Я быстро встал между ними.

– Пусть прокатится с нами до Подгорного, – быстро произнес я. – Худа не будет. Немцев же тут нет?

– Не видел немцев я там, говорил же, – буркнул Егор Семенович. – Ладно, пусть балаболка пройдется. Пешком! Помесит снег… Волю взяла, – начал жаловаться лесник. – Раньше как? Бабы пикнуть не могли! А теперь? Им вся воля. Хочешь – депутатом, хочешь – врачом… Слышал перед войной, бабы даже пахать на тракторе начали…

Особого снега на дороге не было – двигались в сумерках ходко. Застоявшаяся лошадка рвалась вперед, ее осаживали. Майор опять пустил головной и тыловой, сам шел рядом с лесником, выспрашивал какие-то детали по маршруту.

Я же воспитывал Анну:

– Ты зачем разболтала про лагерь?

– Так сами же про плен рассказывали, – вывернулась она и тут же перешла в наступление: – А что это ты на нее заглядываешься?

Прасковья и правда пристроилась впереди меня, иногда оглядывалась, взмахивая толстой косой. Справа и слева от нее шли «кавалеры» – Быков и Архипенко. Все соревновались, кто рассмешит дочку лесника сильнее. Не боевой отряд, а… сельские гулянки. Гармони не хватает.

– Тише ты! Хорошая девушка. Нам бы пригодилась. Санитарка все равно нужна.

– Похоронку отцу сам писать будешь?

– Вот же язва!

Я прибавил шаг, догнал головной дозор. Ильяз с Махно взобрались на пригорок. Остановились.

– Дивись, командир. Село. И ни одного огонька.

Деревня впереди, действительно, как вымерла.

– Идите вперед, – приказал я. – Махно, ты главный. Разведайте все. Если что, подайте сигнал фонариком. Две вспышки – все спокойно. Одна – в селе немцы.

Головной дозор уходит, мы готовим оружие. Все выглядит подозрительно. Наконец на околицу выходит Ильяз, дает две вспышки. Ярко светит луна, мы по серебряной дорожке входим в деревню. Там стоит оглушающая тишина. Никаких признаков жизни: ни дымка над крышами, ни один пес не взгавкнет. В снегу на улице разбросан домашний скарб – черный ватник, рушник, ярко расшитый жар-птицами, кастрюля. Наконец появляется живность – серая кошка испуганно перебегает переулок.

Улица сворачивает влево. Огибаем белую хату и замираем. Впереди – пепелище, несколько полностью сгоревших домов, лишь обожженные пожаром печные трубы возвышаются среди головешек. У покосившегося штакетника валяются пять трупов.

Первым отмирает майор:

– Бить сволочей! Жечь, а пепел раскидывать по ветру!

– Тихо! – Я вижу сгорбленную фигуру, что двигается к нам по улице, обходя трупы.

– Грачев, ты? – выходит вперед лесник, приглядывается.

Лысый мужчина с седой бородой бредет, опираясь на клюку.

– Я, Егор, я.

– Что?! Доигрался с немцами? – Лесник подскочил к мужику, схватил того за грудки. Женщины ахнули, майор с капитаном бросились разнимать.

– Вот, смотри, товарищ Петр, на предателя! Ставь его к стенке, сей же час ставь!

– Да в чем дело-то?

– Его фашисты старостой назначили. В Чернигов ездил, выбивал себе должность! – Лесник легко скинул