– Атария, бой! – закричал вдруг первый рыцарь и стал стучать обухом клинка о свой тяжёлый щит.

– Акир за Атарию! – заорал черноволосый верзила.

Бандиты продолжали удивлённо глазеть на промокших незваных гостей, держащих оружие наготове. И лишь после того, как мужик с топором прокричал «За короля Девандина!», постовые поняли, что сегодня на землю прольётся не только дождь.

Двое из-под навеса неторопливо направились навстречу гостям, расчехляя свои ржавые мечи, вероятно, найденные на могилах прежних владельцев. Третий схватился за кривоё копьё и побежал от лачуги к лачуге, открывая двери и крича что-то неразборчивое внутрь. На улицу стали выбегать разбойники, вооружённые кто чем, полуголые, сонные, пьяные, совершенно неготовые к бою. Рыцарь двинулся вперёд на постовых, храня молчание, дыша ровно и глубоко. Ощущение прохлады и дождя исчезло, тяжесть щита и меча налили мышцы рук крепким железом напряжённости, появилось желание бежать вперёд, двигаться быстрее ветра и кричать. Кричать, что есть мочи. И Ломпатри закричал. Он орал так, что в обычном состоянии, его связки просто порвались бы, но сейчас, в преддверии горячего боя всё было иным. Возможно, кричали и другие, но рыцарь этого не слышал. Да и собственный ор Ломпатри воспринимал как фон дыхания – ровного, глубокого дыхания, проходящего сквозь тело огромными волнами живительной силы, кристаллизующейся в мясе рук, ног, спины и шеи, и выплёскивающейся сильными ударами смерти на обречённых врагов. Первым стал постовой, желавший с набегу сразить рыцаря. Мощный удар наотмашь оказался предсказуемым настолько, что рыцарю даже не пришлось закрываться от него щитом. Спокойный шаг в сторону, и спина врага открыта для контрудара. Ломпатри ударил беднягу ногой по обратной стороне коленки. Противник потерял равновесие и чуть не упал, подставив руку. Но сияющий рыцарский меч уже вонзился в подмышку, где кожаная броня подвязана старой бечёвкой. Когда клинок перерубил несколько нитей, Ломпатри ещё раз припомнил, что Воська так и не раздобыл ему кожи для его ратного костюма. Туловище рыцаря защищала кираса, подвязанная кручёной льняной тканью, трещащей от любого серьёзного взмаха мечом. «Будем бить не подставляясь в таком доспехе», – задумал Ломпатри, вынимая окроплённый кровью меч из тела обмякающего врага. После этого первого пошли следующие враги, без счёта и разбора. Рыцарь не видел, как его друзья кинулись в бой, не замечал того, сколько человек атаковало его в отдельный момент – всё, что его волновало, это кровь, пот, дождь и грязь, смешавшиеся в скользкую плёнку, обволокшую меч, тело, щит, землю и мешающую размахнуться, как следует, шагнуть, как надо и делать выпады так, чтобы эти твари умирали быстрее, чем подтягиваются их соратники. Ещё рыцарь ждал появления Белых Саванов. Он понимал, что эти опытные вояки наперво кинут в бой немуштрованный сброд, и лишь затем сами пойдут в нападение. Вандегриф и Навой тоже бились пока лишь с обычными бандитами; кто-то из врагов был крепче и моложе, кто-то худее и неопытнее. Для ражего Вандегрифа, свистнувшего себе на подмогу верного коня Грифу, даже столпившиеся враги не стали проблемой: верхом на Грифе, он рассеял их по всему поселению. Мот, подавший Грифу и помогший рыцарю сесть в седло, затем примкнул к своему земляку Навою. Как и наказал Ломпатри, крестьяне стали держаться вместе. Но Ломпатри так же наказал молодняку – Молнезару, Елене и Ейко, не вступать в дело, держаться в лесу возле коней и Воськи. Только этот приказ рыцаря не выполнили: Молнезар кинулся в битву сразу после того, как Ломпатри заколол своего первого врага. За пареньком кинулись и Еленя с Ейко. Каждый, ослушавшийся приказа имел на то свои причины. Молнезар жаждал спасти свою молодую жену Всенежу. Еленю раздражало то, что его отец Навой всё еще нянчится с ним как с ребёнком и не даёт драться наравне со всеми. Ейко же не видел ничего кроме Ломпатри, и когда тот ринулся в бой, парень забыл все приказания и поспешил вослед своему кумиру. Но, оказавшись на передовой, молодняк хоть и не отступил, а всё же слегка заробел, прибился к Навою с Мотом, и уже всем скопом они стали бить неприятеля. Закичу и Лорни рыцарь ничего не приказал. Несмотря на это, Закич взялся за своё старенькое копьё и аккуратно пошёл в атаку, подбирая врагов поменьше. Лорни поднял вражью пику и аккуратно направился за Закичем, держа оружие так, как держал коневод. Что до нуониэля, то он в сражении почти не участвовал. Он медленно двинулся на врагов, уступив дорогу рыцарям и крестьянам. Застигнутые врасплох враги и не заметили сливающийся с лесом грязный зелёный плащ. Лишь один из разбойников, достаточно крепкого телосложения, приметил Тимбера и решил сразиться с ним. Он появился одним из последних, вышел из самой дальней лачуги. Пурпурный кафтан рыцаря Ломпатри приходился ему впору. Ринувшись на противника, разбойник вдруг ощутил на лице что-то мягкое и влажное – это были тряпки, которые нуониэль использовал вместо ножен. Тимбер Линггер снова применил свою хитрость: кинул в противника какую-то вещь, чтобы сбить с толку. Нуониэль швырнул тряпки в приближающегося врага и сразу же приготовился нанести удар мечом. И хоть разбойник пришёл в замешательство от этих внезапных тряпок, всё же сумел быстро понять, что происходит, крепче сжать меч и рубануть им по врагу. Но нуониэль Тимбер Линггер легко направил своим клинком ржавый меч разбойника в сторону, толкнул бедолагу в грудь и сильно ударил по виску навершием своего меча. Брызги крови и пота окропили драгоценный камень украшающий изящное навершие меча. Враг пал ниц без сознания, а нуониэль двинулся далее, внимательно следя за происходящим. Он спокойно дошёл до одного из строений, дверь которого подпирала доска. Нуониэль пнул по ней и доска отлетела в сторону. Тимбер отворил дверь и заглянул во тьму лачуги. Оттуда на него испуганными глазами смотрели худые и напуганные люди. Когда один из них встал в полный рост, нуониэль сделал шаг назад и жестом предложил выйти наружу. Люди внутри увидали, как горстка крестьян и два рыцаря режут ненавистных бандитов. Страх и изнеможение узников исчезли. Несчастные люди превратились в воинов, благословлённых праведным гневом. Они спешно вышли под дождь, стали подбирать всё, что можно использовать как оружие, и двинулись на своих заклятых врагов. Некоторые метнулись к двум другим лачугам, скинули с них засовы и выпустили остальных узников. Потом освобождённые сбились в кучку и стали забивать пойманных бандитов с особой жестокостью.

Нестройные ряды разбойников, если слово «ряды» вообще можно применить к этой куче оборванцев, стали стремительно