— Сэм! — Вивьен сбросила туфли и устроилась на кушетке с ногами. — И что ты собираешься делать? Вышвырнешь меня на улицу?

Вивьен искренне не понимала, отчего Сэм утратил к ней интерес. Единственная дочь Джеральда Бресника, техасского нефтяного магната, с легкостью могла снять все номера в «Савое», а сдачу оставить портье.

— Я иду спать, — буркнул Сэм. — Если решишь остаться, можешь лечь в гостевой.

— Уже лучше, — игриво заметила Вивьен. — Ты говоришь как мой бывший муж. И я приехала с мыслью о том, — негромко продолжала она, не дождавшись реакции Сэма, — что ты мог бы стать следующим…

Он повернулся к ней:

— Вивьен, у нас все кончено. Тебе действительно не следовало приезжать.

— Может быть. — Она невозмутимо пожала плечами и томно улыбнулась. — Но с другой стороны, может, и следовало. Мама всегда говорила: если мужчина того стоит, за ним нужно гоняться по всему свету. А Англия не так уж далеко от Америки. И потом, что мне терять?

Сэму пришлось опять прикусить язык. В его сознании промелькнул образ Иззи — чертовски нетерпеливой, ненадежной, не желающей останавливаться на достигнутом Иззи Ван Эш, с которой он бы охотно провел эту ночь. Вивьен, возможно, и нечего терять, но если она хотела положить конец любым романтическим отношениям, которые он намеревался начать, то первый раунд остался за ней.

«Как же трудно притворяться бодрой, когда все, чего тебе хочется, — это забраться в постель и устраниться от мира. И еще труднее, — с горечью подумала Джина, — когда приходится иметь дело с Иззи, поглощенной одним из своих любимых времяпрепровождений — подготовкой к выходу в свет».

Когда Иззи в третий раз за пятнадцать минут ворвалась в гостиную и закружилась, демонстрируя красное бархатное платье и новые туфли, Джина сдалась.

— Красиво? — Иззи сияла и явно напрашивалась на комплимент. — Какие туфли лучше: красные или черные? А чулки?

Чулки были с узором в виде красных сердечек. Иззи, которая собиралась петь на благотворительном балу в Хенли, смахивала на девицу из салуна.

«Абсолютно в своем стиле», — подумала Джина.

Раздражение наконец нашло выход.

— Если уж ты спросила… они просто ужасны. Но ты ведь все равно их наденешь.

Иззи замерла.

— Что?

— Ты спросила мое мнение — я его высказала. — Было на удивление приятно наблюдать, как меняется выражение лица Иззи, гаснет широкая улыбка. — Хотя я удивляюсь, зачем ты спросила. Ведь обычно ты не обращаешь внимания на то, что тебе говорят, — продолжала Джина, изумляясь собственной смелости. — Ты просто живешь, ничего не замечая. Думаешь, будто все в порядке, и плюешь на то, что считают другие.

Иззи была так ошеломлена внезапной атакой, что не сразу смогла заговорить.

— Понятно, — наконец сказала она, догадываясь, что у Джины, вероятно, нервный срыв. Иззи не могла представить, чем он вызван. Ну не тем же, что она на целый час оккупировала ванную. — И что же другие обо мне думают?

— Понятия не имею, — фыркнула Джина. Адреналин схлынул. Она хотела уязвить Иззи, и это удалось. Стало немного стыдно.

— Нет, говори. — Глаза Иззи блеснули. — Мне интересно.

— Тебе почти сорок, — взвилась Джина. — Не следует носить такую одежду.

— А еще?

Джина заерзала.

— Ладно. Если хочешь знать, мне неловко, когда мои друзья спрашивают, чем ты занимаешься, и я вынуждена отвечать, что ты барменша.

— Понятно, — пробормотала Иззи. Удивление сменялось гневом.

«Да как Джина смеет презирать то, чем я занимаюсь, чтобы платить за жилье?»

— А ты не смущаешься, когда друзья спрашивают, чем ты зарабатываешь на жизнь?

«Вот сука», — выругалась про себя Джина, покраснев. Трясущимися пальцами поправив волосы, она выпалила:

— По крайней мере, я не опускаюсь до работы в баре.

— Конечно. Тебе повезло. И потом, это не моя профессия. Я певица.

— Знаю, что певица. Все об этом знают. — Джина уже не контролировала себя. — Ты всем об этом твердишь. Если хочешь знать, это нелепо… Насколько я понимаю, ты всю жизнь провела в мечтах стать звездой. Ты даже не понимаешь, что тысячи людей поют не хуже тебя. Просто умение петь — это… ничто.

Джина дала волю ярости. Злилась, что ее никто не любит, что она сидит одна, в то время как остальные развлекаются; из-за того, что заснула в час ночи, а в два ее разбудили шаги Иззи на лестнице; из-за того, что два с половиной месяца она подходила к телефону лишь затем, чтобы в итоге сказать: «Иззи, это тебя…»

— Спасибо, — с деланным спокойствием произнесла Иззи. — Ну, а теперь расскажи, каково это — быть совершенством?

Иззи, надев в знак вызова яркие чулки, целый час пела от всей души на Дэвенхемском балу, хотя трудно было судить, оценил ли ее хоть кто-нибудь. Настроение в зале было отменное, шум стоял невероятный. Она могла с тем же успехом петь церковные гимны — все равно гости продолжали бы горланить и танцевать.

Еще там было до ужаса душно. Когда Иззи под жидкие аплодисменты спустилась со сцены, пот лил с нее ручьем. Но только увидев Сэма возле эстрады, она осознала всю глубину своего горя.

— Нет, я не плачу, — пробормотала она, прижимаясь к его груди и не решаясь отодвинуться, иначе он увидел бы пятна от туши на своей белой рубашке. — Понятия не имею, что ты здесь делаешь, но чертовски рада тебя видеть… Вечер просто кошмарный.

Как это обычно бывает на подобных мероприятиях, гости начали швыряться хлебными шариками. Обхватив Иззи за талию, Сэм миновал лабиринт уставленных бутылками столов и вывел ее на улицу.

— Честное слово, я никогда не плачу, — сдавленно повторила Иззи, когда они сели на каменную скамейку. Она высморкалась в платок, протянутый Сэмом, покачала головой и вздрогнула. — Ты не представляешь, какую сцену закатила Джина сегодня вечером… Теперь нам придется съехать. А это так не вовремя. Ведь у Катерины скоро экзамены…

— Джина позвонила мне. Рассказала, что случилось, и попросила найти тебя.

— Зачем? — Иззи фыркнула. — Придумала еще десяток причин, по которым мне должно быть стыдно?

— Она просит прощения. Говорит, не хотела тебя обидеть. Побоялась, если сама сюда придет, ты не станешь ее слушать.

— Она права.

— Еще Джина испугалась, что ты не вернешься.

— То есть она решила, что я успела тайком собрать вещи и смыться с ее драгоценным фарфоровым сервизом? Послушать Джину, так я посмешище Лондона и столь же уместна в приличном обществе, как клоп в постели.

— Послушай, ей действительно очень неловко. — Сэм с облегчением вздохнул, когда Иззи перестала плакать. — И никто не винит тебя в том, что вы поругались. Но Джина сердилась не на тебя… а на себя.