еще новых членов (Ганновер, Брауншвейг, Ольденбург, Мекленбург, ганзейские города). Но он только уничтожил внутренние таможенные пошлины, не устранив ряда других препятствий к успешному развитию торговли и промышленности. Ему не удалось установить единства мер и весов, однообразной монетной системы, единого тарифа на железных дорогах. Конечно, оставалось в силе различие законов, регулирующих деловые отношения коммерческого мира, продолжали по-прежнему действовать полицейские ограничения и административное усмотрение, разнообразившиеся сообразно с местными обычаями. Поэтому либеральная буржуазия не могла удовлетвориться одним таможенным союзом и продолжала действовать в пользу более действенного объединения Германии. В 1859 г. ее представителями (во главе с Беннигсеном) был основан «Национальный союз», который поставил своей целью содействовать «идее объединенной Германии с учреждениями, сильными по отношению к иноземцам и свободными внутри страны». Программа союза явно благоприятствовала Пруссии, потому что в ней было сказано, что главенство в объединенной Германии должно принадлежать самому большому чисто немецкому государству, каковым являлась, конечно, Пруссия, а не Австрия с ее разнородным племенным составом. «Национальный союз» был наиболее прямым выразителем интересов немецкой капиталистической буржуазии, как это доказало его поведение в эпоху конфликта, — поведение, столь отличное от образа действий в то время партии прогрессистов, которая также примыкала к буржуазии, но не выражала ее интересов в столь чистом виде, как «Национальный союз».

Бисмарк начал свою политическую карьеру в качестве довольно рьяного противника буржуазии. И членом Соединенного ландтага 1847 г., примыкавшим по своим взглядам к реакционно-феодальной «Kreuzzeitung», и депутатом палаты 1849 г., собравшейся на основе новой октроированной конституции, он громил прусский индустриализм, отстаивал цеховую организацию промышленности и клеймил представителей движимого капитала как людей, только «стригущих купоны». Его симпатии лежали всецело на стороне аграриев, которые в революционный период прусской истории вполне естественно казались ему главной опорой трона. Но когда в 1862 г. он был призван к власти и поставлен во главе министерства, он, тем не менее, направил прусскую государственную жизнь по пути, благоприятному для развития буржуазии. Правда, первые годы его пребывания у власти ознаменовались отчаянной борьбой «с партией прогрессистов, которая образовалась в конце 1861 г. и, как мы уже говорили, примыкала к либеральной буржуазии. Борьба эта, как известно, возникла из-за желания правительства короля Вильгельма усилить численный состав армии и из-за его требований новых кредитов на военные нужды. Требование военной реформы выставил военный министр фон Роон, завзятый реакционер. Палата, главным образом, по настояниям прогрессистов, отклонила предложенный им военный законопроект (1862 г.). Бисмарк, приглашенный на пост министра-президента по совету Роона, не нашел, однако, необходимым уступить и стал собирать неутвержденные палатой налоги. Началось четырехлетнее управление без бюджета, получившее в прусской истории название эпохи конфликта. В это время Бисмарк был едва ли не самым непопулярным человеком во всей Германии, палата возбуждала даже вопрос о предании его суду за нарушение конституции, но он не обращал на это никакого внимания и продолжал управлять страной без бюджета, вопреки протестам палаты, которой за весь четырехлетний период конфликта продолжали руководить прогрессисты. Связь прогрессистов с либеральной буржуазией для Бисмарка была, конечно, вполне ясна, и он со своей стороны не щадил в этот период своей деятельности немецкой буржуазии и даже завязывал отношения с ее врагами, т. е. с вождями пролетариата. Именно к этому времени относятся знаменитые свидания Бисмарка с Лассалем, причем каждый из них надеялся использовать другого для своих целей: Бисмарк — для приобретения поддержки среди рабочих, а Лассаль — для склонения Бисмарка к идее всеобщего избирательного права и к организации государственной помощи производительным ассоциациям. Бисмарк также вел игру в это время и с другими вождями рабочих, а именно с представителями «Интернационала», и предлагал Марксу писать корреспонденции в «Прусский правительственный вестник» (1865 г.)

Вильгельм I и Бисмарк и Либкнехту — место редактора «Norddeutsche Allgemeine Zeitung». В случаях конфликта между фабрикантами и рабочими он вступался за интересы последних, как это было в случае с силезскими ткачами из округа Вальденбурга, которые приехали в Берлин жаловаться на фабрикантов и которым Бисмарк организовал аудиенцию у короля, давшего им, по совету Бисмарка, денежную субсидию в 12 тысяч талеров на устройство производительной ассоциации.

Но, несмотря на все относящиеся к этому времени выпады Бисмарка против буржуазии, его конфликт с ней мог быть только временным. Она была в то время силой, и такого поклонника силы, каким был Бисмарк во все времена своей политической деятельности, не могло не смущать то, что он был с ней в раздоре. Его ободряло лишь то обстоятельство, что партия прогрессистов, несмотря на свою несомненную связь с буржуазией, не была плотью от плоти и костью от кости нового немецкого делового мира, ее представители в то время были в массе своей интеллигентами, людьми отвлеченных принципов, не впутанными лично в деловые расчеты коммерческого мира. Бисмарк, со своей специфической точки зрения практика-реалиста, имел основание третировать их, как беспочвенных идеологов, и в этой позиции его не могло не укреплять то обстоятельство, что Национальный союз, в котором было больше духа практицизма и коммерческой деловитости, совсем не поддерживал прогрессистов в их борьбе против Бисмарка и относился сочувственно к агрессивному поведению Бисмарка во время войны с Данией из-за Шлезвига и Голштинии. Для настоящей деловой буржуазии энергичная внешняя политика, которую вел Бисмарк, могла быть только выгодна, потому что она вела и к объединению Германии, и к новым территориальным захватам. Бисмарк мог не сомневаться, что в конце концов деловой дух восторжествует в немецкой буржуазии над преклонением перед принципами и доктринами и что буржуазия только возблагодарит его за его политику. В действительности, в эпоху торжества немецкого национал-либерализма, как мы знаем, так и случилось.

С другой стороны, Бисмарка ободряло и то, что его торговая политика с самого начала соответствовала требованиям партии прогрессистов, и деловой мир был в этом вполне согласен с прогрессистами. Немецкая буржуазия стояла тогда целиком на точке зрения введения свободной торговли и отвергала всякое вмешательство правительства в экономическую жизнь. Идейные руководители буржуазии, заседавшие в палате депутатов среди членов прогрессивной партии, связывали обыкновенно идею экономической свободы с идеей свободы политической; им казалось, что, отстаивая принципы чистого манчестерства, они тем самым осуществляют и те либеральные лозунги, под знаменем которых они боролись в 1848 г. (среди членов партии прогрессистов было довольно много деятелей 1848 г.). Несмотря на то, что экономическая наука нанесла к тому времени уже довольно чувствительные удары принципу невмешательства, прогрессисты находили несокрушимый, как им казалось, аргумент в пользу манчестерства в ссылке на огромные экономические успехи Англии, достигнутые ею при режиме полной свободы в экономической области.

Над деловой буржуазией либеральная идеология сама по себе,