– Да я не знаю… Не мое дело, конечно, но Жанна Григорьевна, я слышала, про какую-то генетическую экспертизу кричала. Будто бы Анатолий Григорьевич вовсе Сонечке не отец…

– А кто же он тогда?

– Я не знаю. Вам виднее, Лиза.

– Да, именно так. Мне виднее. И если он не отец, то кто? То есть… Как так могло получиться? Или я сошла с ума, Люся? Я ведь точно знаю.

– Жанна Григорьевна говорила, что в акте экспертизы черном по белому написано… Вероятность отцовства – ноль процентов…

– Да какая вероятность, Люся? Это же явная ошибка! Такого просто не может быть!

– Я не знаю, что вам сказать, Лиза. Правда, не знаю… Наверное, я и не должна ничего говорить. Но… Что же теперь будет, а?

– Да ничего не будет. Надо просто объяснить им, что это ошибка. Я же знаю… Я знаю, Люся… Я знаю…

Весь вечер она без конца повторяла это дурацкое заклинание. Люся увела Сонечку на кухню, покормила ужином, а она ходила кругами по гостиной, обхватив себя руками, талдычила одно и то же: «Я знаю, я знаю»… Останавливалась ненадолго, чтобы кликнуть в телефоне номер Жанны, вслушивалась в короткие злые гудки, нажимала на кнопку отбоя, снова начинала кружить.

– Хотите, я сегодня домой не пойду, на ночь останусь? – предложила Люся, выглянув из кухни. – Вы в таком состоянии, вам одной нельзя…

– Да, Люся, спасибо. Уложи Сонечку, ладно?

– Хорошо… А вы бы съели чего-нибудь. Ну, или чаю хотя бы… Смотреть на вас больно, правда.

– Нет, ничего не хочу. Мне бы до Жанны дозвониться… Она мои звонки сбрасывает…

– А вы дежурному врачу позвоните, спросите про Анатолия Григорьевича. Вам обязаны ответить, вы жена.

– Да… Да, ты права! Сейчас позвоню.

Сердитый женский голос объяснил ей, что у поступившего больного диагностирован острый сердечный приступ, что состояние на данный момент тяжелое и оценивается как предынфарктное. И что рядом с больным находится его сестра. И что приезжать не надо – больничная палата не может вместить всю толпу родственников. И что сами в семейном кругу решайте, кому и когда быть рядом с больным… Сегодня ночью пусть будет сестра, завтра утром вы можете приехать… Решайте сами, в конце концов!

– Да, спасибо. Мы решим. Спасибо… – робко благодарила Лиза.

– Пожалуйста! – ответили ей.

Все. Гудки. Лиза сунула телефон в карман джинсов, нервно потерла руки, прислушалась. Наверху, в детской, Люся читала Сонечке сказку на ночь. Да, скоро ночь… И как бы прожить эту ночь, дотянуть до утра?..

Утром Лизу к Анатолию не пустили. Дежурная позвонила куда-то, и к ней в фойе спустилась Жанна, проговорила с тихой ненавистью, глядя в глаза:

– А как ты хотела, милая? Да, это я попросила, чтобы тебя не пускали. И думаю, это вполне справедливо, сама должна понимать. Зачем ему тебя видеть? Наоборот, ему бы забыть скорее. Или ты хочешь его совсем доконать?

– Жанна, но это же все неправда! Я знаю!

– Ага, знаешь ты… Знаешь, конечно…

– Знаю! Как мне не знать, если… Я точно знаю? Пусти меня к нему, ну, пожалуйста! Я сама ему все объясню…

– Поздно, милая. Да и что ты можешь объяснить? Против документа не попрешь…

– Но я знаю!

– Да что ж ты настырная такая, а? Наглая и настырная! Заладила свое – знаю, знаю! Совесть бы поимела, честное слово! Другая бы на твоем месте… Хотя бы прощения попросила, что ли…

– Но мне не за что просить прощения! Я ни в чем не провинилась!

– Ой, все, хватит… Езжай лучше домой. Езжай и жди… Анатолий придет в себя и решит, что с тобой дальше делать… А мое дело сейчас такое – я рядом с братом должна быть. Уж сестра брату рогов не наставит, правда? Давай-давай, отправляйся домой… И жди…

Жанна позвонила ей через два дня, проговорила в трубку почти торжественно:

– Лиза! Анатолий пришел в себя и хочет с тобой поговорить. Только недолго. Врач разрешила – на пять минут. Приезжай. Кардиология, третий этаж, семнадцатая палата.

– Да… Да! Я сейчас! Я быстро! Спасибо, Жанна!

Сердце отчаянно колотилось, когда Лиза шла по больничному коридору. А вот и семнадцатая палата…

Анатолия она не узнала. Лицо его было бледным, постаревшим, странно вытянутым, сухие губы сжаты в ниточку. Жанна стояла, отвернувшись к окну, но даже от спины ее шло презрение. Лиза робко присела на стул рядом с кроватью, дотронулась пальцами до руки Анатолия, лежащей поверх одеяла.

– Как ты? Тебе лучше?

– Не надо, Лиза, не задавай глупых вопросов. Я все равно не собираюсь на них отвечать. Да ты и сама все видишь. Ты предала меня, Лиза.

– Нет… Нет! Послушай меня, пожалуйста…

– Ты знала, что для меня значит ребенок. Знала, как я хотел… И ты решила меня таким способом осчастливить? Как ты могла, Лиза?

– Но это же все неправда, это ошибка! Этого не может быть, что там написано, я клянусь! Я никогда и ни с кем… Ты был первым и единственным!

– Как глупо, Лиза… Я же так верил тебе…

Глупо…

– Это неправда, что там написано, я клянусь…

– Не надо плакать, зачем? Не надо… Все и без того встало на свои места. Подпишешь документы на развод, и прочь из моей жизни… Хотя – какой жизни, о чем я? Мне уж недолго осталось. Вряд ли я такое переживу. Ты же убила меня, дрянь… Дрянь! Я так верил тебе… Все, уходи, видеть тебя не могу!

Жанна повернулась от окна, подошла к Лизе, слегка подтолкнула в плечо:

– Ну, хватит… Идем… Идем, я тебя провожу.

В коридоре она развернула ее к себе, бросила резко в лицо:

– Никуда не уезжай, будь дома! Я вечером приеду, и не одна, а с адвокатом, он сейчас бумаги готовит. Подпишешь при мне… Поняла? Все, иди…

Лиза не помнила, как ехала домой. Себя не чувствовала. Казалось, что презрение, исходящее от Жанны и Анатолия, окутало ее плотным коконом, и сквозь него даже воздух не проходил, очень было трудно дышать. Хорошо, что об эту пору машин на дороге было не так много, иначе бы живой не доехала.

Люся осторожно глянула ей в лицо, ничего не спросила, только вздохнула.

– Сонечка спит, Люсь?

– Да… Пообедала и спит. А вы обедать будете?

– Нет… Какой обед, что ты…

– Но вы уже три дня ничего не ели!

– Я не могу, Люсь… Я не живу как будто. Вообще не понимаю, что происходит. Я лучше пойду прилягу, ноги совсем не держат… А к вечеру ты меня разбуди. Вечером Жанна приедет. С адвокатом…

– С адвокатом? Зачем с адвокатом?

– Не знаю… Бумаги какие-то подписывать. На развод, по всей видимости.

– Анатолий Григорьевич решил с вами разводиться?