Взгляд Виктории встречается с моим, как только я оказываюсь в поле ее зрения. Она стоит у двери, ее длинные светлые волосы, как всегда, в беспорядке перекинуты через плечо, не то чтобы вьющиеся, а скорее растрепанные. Карие глаза кажутся обнаженными, но, держу пари, сама она считает свой взгляд демонстрацией безразличия.

Ха!

Губы ее плотно сжаты, а большой палец без остановки щелкает по черному лаку на безымянном. Это говорит о том, что она встревожена, как и должно быть, – лжецы всегда боятся, что их разоблачат.

Мое тело реагирует на нее, но я должен бороться с этим. Я не могу позволить себе наплевать на риск, который она несет… не тогда, когда у меня есть Зоуи.

Зоуи… Я вспомнил слезы малышки. Чего я не сказал своим братьям, так это то, что я хочу доверять Виктории, и даже больше – мне не дает покоя болезненное чувство, что я должен это делать.

Я всегда хорошо разбирался в людях, видел то, чего не замечают другие; это часть моей роли в семье, но мое представление о Виктории, если честно, размыто.

Проходя мимо, Ройс хлопает меня по плечу и распахивает входную дверь.

– Сегодня возвращаемся в школу Брейшо, придурки. Три месяца до окончания, и дерьмо станет еще интереснее.

– Жаль, что вам всем придется еще посещать летнюю школу, – говорит Виктория, прежде чем выйти.

– Вот черт, – смеется Ройс. – Она способна говорить хоть какую-то правду. – Братец идет за ней. – Эй, Вик-Ви, ты ведешь себя как сука.

Мой отец и Мейбл появляются как раз в тот момент, когда остальные исчезают из виду.

Мейбл кивает мне.

– Ты готов, мой мальчик?

Мы втроем быстро обсуждаем все насчет Зоуи, хотя делали это добрую дюжину раз за последнюю неделю, и я иду к своему внедорожнику, в котором уже сидит вся компания.

По дороге в школу мы останавливаемся у пончиковой, как заведено.

– Мне два пончика с шоколадной посыпкой и большой горячий шоколад, – говорит Ройс, не отрываясь от телефона.

– Кофе, много сливок, – заказывает Рэйвен.

Смотрю на Мэддока, а он многозначительно смотрит на меня. Вчера вечером он велел мне брать для нее кофе без кофеина, но если Рэй узнает об этом, она надерет ему задницу. Впрочем, Мэддок будет только рад этому.

– Черный, – говорит он сам. – И принеси ей кленовый батончик.

– Я не хочу сегодня батончик, – морщится Рэйвен.

– Захочешь, как только почувствуешь запах пончика Ройса.

– Нет, я не буду… Возьми этот чертов пончик, Кэп.

Борюсь с усмешкой и поворачиваюсь к Виктории, но она даже не смотрит в мою сторону: сидит, уставившись в окно, поэтому я хлопаю дверью и иду в кафе.

Не проходит и десяти минут, как мы сворачиваем на школьную парковку, и вот уже головы, одна за одной, поворачиваются в нашу сторону, разговоры затихают.

Прошло почти два месяца с тех пор, как мы были здесь, и многое изменилось. К счастью, Мак, наш человек, следил за тем, чтобы в наше отсутствие все было в норме. Я знаю, что придурки, раньше лизавшие задницу Грейвенам, будут искать возможность сблизиться с нами, но они ее не получат. Тем, кто быстро переобулся, доверия нет и не будет.

Но вообще я могу понять своих однокашников. Мак пытался удержать все, что мог, но идеальный маленький мир школы Брейшо, пока нас не было, переживал тяжелые времена. Они не знают, как жить без правил и порядка, который эти правила создают. Стоит порядку покачнуться, возникает паника, и она возникла, когда я валялся в больнице. Но теперь мы вернулись, и они будут чувствовать себя в безопасности. Я, мои братья, Рэйвен – королева, которую им обещали, – они ждали нас.

Я начинаю вспоминать. Слухи распространялись, как лесной пожар, когда мы позволили Коллинзу Грейвену, ставленнику Грейвенов, поступить в нашу школу прошлой зимой. Коллинз облизывался на Рэйвен, но я вмешался, и не срослось. Потом, когда Донли Грейвен исчез, а его поместье было сожжено дотла, паника приняла вселенские масштабы – об этом нам рассказал Мак. В школу ходили только совсем уж ботаны, а таких у нас с десяток не наберется. Но постепенно все выровнялось. Теперь все знают, что город принадлежит нам, и у Грейвенов нет ни шанса оспорить это. Все знают, что в Рэйвен течет кровь и Брейшо, и Грейвена, а значит, она имеет больше влияния, чем кто-либо до нее. Знают и то, что она вышла замуж за моего брата, и таким образом гребаная договоренность десятилетней давности была соблюдена. Все честно, и все по закону.

Но…

В школе, как и в городе, не знают о моей дочери.

Не знают, что Виктория – сестра Рэйвен.

Не знают, что Коннор Перкинс спрятал мать Зоуи, и я понятия не имел, что у меня есть дочь.

Не знают, наконец, что Перкинс – мой биологический отец…

Тут я себя прерываю.

Ролланд мой отец, и точка.

Бросаю взгляд на Рэйвен, она хмуро смотрит в окно.

– Я – гребаная статистка, – вздыхает она.

– И любой, кто так скажет, получит кулаком по сиськам или в яйца, – бормочет Ройс.

Мой взгляд падает на топ Рэйвен из эластичного материала. Он идеально облегает ее фигуру, выставляя на всеобщее обозрение маленькую выпуклость.

Рэй пожимает плечами, отвечая Ройсу:

– Но ведь так и есть, я – статистка.

– Я слышал, что беременные бывают занудами.

Ройс потирает нос.

– Согласен, ты – статистка, а Виктория – подлая маленькая змея. – Я смотрю в зеркало как раз вовремя, чтобы увидеть его злобную ухмылку. – Но мы все равно не позволим другим говорить это вам в лицо.

– Я не нуждаюсь в твоей защите, – монотонно произносит Виктория, и я думаю о том, что она привыкла прятаться на заднем плане, но больше не получит такой возможности.

– Если ты еще не поняла, Вик-Ви, позволь мне объяснить тебе, – взвивается Ройс. – Нам насрать, в чем ты нуждаешься, а в чем нет, во всяком случае, пока. – Он толкает свою дверь и выходит, но тут же засовывает голову обратно, на его лице написана злость. – Или вместо «пока» мне следует сказать «уже нет», а? – Он захлопывает дверь.

Виктория усмехается, откидывает голову на спинку сиденья и позволяет своему взгляду скользнуть мимо моего в зеркале.

– К черту все, – фыркает Рэйвен. – Пойдемте уже.

Мэддок и я выходим и одновременно открываем двери для девочек – пусть все видят, что мы кавалеры.

Виктория подхватывает свой рюкзак с пола и вылезает наружу, а я позволяю своим глазам попутешествовать по ее телу.

Какая она маленькая… У нее узкие плечи, она хрупкая, но