— А пока тут некоторые окучивали таганскую братву, мои орлы ночей, понимаешь ли, не спали, все старались… И кстати, по некоторым, теперь уже полностью достоверным данным, твой тот случай был нетипичным. Мне ответственно доложили, что таганские ребятки сами практически организацией подстав на дорогах не занимаются — для этого у них имеется всякая шелупонь, которая предпочитает и машины свои не бить, и гонорары не заламывать. Так, максимум четыреста — пятьсот долларов. Это именно те суммы, с которыми навороченному ездоку и расставаться особо ненакладно. Поэтому подобные операции и не фиксируются, как правило, и не получают крупного общественного резонанса. Можно считать, что твой случай — это, скорее, исключение из правила. И он уже кое-кого насторожил. Так я думаю.

— И откуда ж, позволь полюбопытствовать, у тебя эти сведения?

— Есть источники… — почему-то оглянувшись, сказал Грязнов негромко. Поиграл густыми своими рыжими бровями и в том же тоне добавил: — Старые, понимаешь, контакты.

Этот его своеобразный мимический спектакль определенно тянул на секретность. Турецкий, во всяком случае, понял, что большего он здесь, в кабинете, из Вячеслава не вытянет. И в то же время, как ему показалось, тот готов был сообщить еще что-то — но в другой обстановке. Значит, что? Перефразируя известный тезис о том, что если, водка мешает работе, надо бросить работу, он, как бы размышляя вслух, произнес:

— Ну что ж, если, как говорится, обстановка мешает делу, надо сменить обстановку, верно?

Грязнов лишь подмигнул в ответ.

2

Через пятнадцать минут Турецкий припарковал свою «десятку» возле ресторана «Узбекистан», буквально в двух шагах от Петровки — на Неглинной.

А когда они выходили из управления, он, словно между прочим, спросил Вячеслава, обедал ли тот. Грязнов посмотрел сперва на друга, потом на собственные часы и удивленно пожал плечами. Но промолчал, давая Турецкому возможность для любых предположений.

— Считаешь, еще рано? — не понял Александр Борисович.

— Ну почему же рано, если угощаешь ты? — снова удивился генерал милиции, но теперь уже явно имея в виду иное. — Разве я вообще когда-нибудь и в чем-нибудь отказывал, если ты очень настаивал?

О том, что он предполагал просто перейти через улицу в сад «Эрмитаж» и принять там, в ресторанчике, по соточке, Вячеслав также благоразумно промолчал. Зачем же останавливать человека, если у того вдруг рождаются вовсе не глупые идеи? Так они и оказались в «Узбекистане», где для них всегда имелся уютный уголок. Точнее, маленький кабинетик, которым распоряжался сам хозяин Рустам Алиевич, а в его отсутствие — мэтр Ашурали Ибрагимович и где можно было разговаривать без всякой боязни быть услышанным. И сколько же хороших, но, главное, полезных минут провели они здесь! А какая кухня! Какой замечательный старый коньяк, поставленный на выдержку еще при советской власти!

Отдали должное острым закускам, на которые превосходно лег традиционный коньяк «Москва» двенадцатилетней выдержки, ненавязчиво и мягко напомнивший в разгар ледяной зимы об опьяняющих душу ароматах летних цветов. Вячеслав Иванович невольно размечтался о той поре, когда сможет наконец усесться на ранней зорьке с удочкой, наблюдать медленно подымающийся над сонной водой влажный туман и дышать, дышать полной грудью, поеживаясь от предутренней прохлады… Это видение было настолько зримо, что он даже пропустил мимо внимания какой-то заданный ему Турецким вопрос. Оторвал невидящий взгляд от собственной тарелки и уставился на Александра, тот смотрел удивленно.

— Ну чего? — спросил, жалея об исчезнувшей картинке.

— А чего ты повторяешь мой вопрос? — улыбнулся Турецкий. — Ты, как тот хохол, задумавси?

— Какой хохол? — нахмурился Грязнов, ничего не понимая.

— Тот, что врезался однажды лбом в мой багажник. Ехал на велосипеде с мешком картошки за плечами, башку свою опустил, ну и врезался. И вся картошка его рассыпалась по шоссе. А я и стоял-то на обочине. Я его спрашиваю: ты чего, мужик? Совсем, что ли? А он отвечает: та задумавси… И фингал на лбу растирает. Мне ему даже расхотелось дать в глаз. Слушай, я тебя зачем пою и кормлю? Чтоб ты мечтал тут или о деле думал?

— А-а… Ну да, ты рассказывал, помню… Надоело все, Саня! — с легким таким отчаянием в голосе сказал Вячеслав. — Уйтить бы… как писал один…

— Ага, и не прийтить, — закончил Александр, — тоже читали. Шиш тебе, начальник. Давай-ка лучше колись.

— Так зачем? Ты его и сам прекрасно должен помнить… Джамал Джафарович.

— Во-он кто! А он нынче где обитает? На зоне или как?

Старая уже история. Вместе со Славкой они раскручивали героиновую эпопею, в которой были основательно замешаны трое братьев Багировых.[2]Джамал младший, он пару московских рынков держал тогда. И вопреки проискам многочисленных советчиков, они довели-таки дело до суда. А остальное уже не интересовало Турецкого. Так чем же дело закончилось?

Старшего брата отмазали друзья в правительстве. Средний сел, поскольку с ним вопрос был предельно ясен и он решил, что «ментовская зона» для него, бывшего генерала МВД Азербайджана, гораздо спокойнее, чем слишком жаркие объятия президентского клана, тщетно ожидавшего его экстрадиции на этническую родину. Ну а младший? Главное ведь не в том, чтобы адвокат оказался шибко шустрым и умелым, а в том, чтобы и обвинение в конечном счете не сильно настаивало, и судья способен был пойти на определенный консенсус, и… Ну да, и здоровье у Джамала сразу тогда очень сильно подкачало — гипертонический криз, как настаивали врачи бывшего Четвертого управления. Короче, подошел момент, когда и Грязнов понял, что в отдельных ситуациях прошибать лбом бетонные стены — не лучший способ навести в стране порядок. О чем и проинформировал Джамала — в обмен, естественно, на некоторые, так сказать, взаимоприемлемые условия… И младший Багиров, который мог лишиться всего, остался, как удачливый картежник, при своих, обещая делиться взамен кое-какой нужной Грязнову информацией. Ну а кто сегодня, скажем так, категорически откажется иногда сотрудничать с органами? Только полный идиот. Либо отморозок. Вот таким образом и заимел Вячеслав Иванович важный для себя источник. Но…

Вячеслав мог бы и не говорить этого «но», разве Турецкий не понимал, что иной раз достаточно нечаянного намека, чтобы источник вмиг пересох — и навсегда? Только и спросил:

— И когда ж ты все успел, старина?

Грязнов сделал лишь такой жест, после которого у Александра появилось немедленное желание налить и ему, и соответственно себе.

— Тогда, может быть, мне следовало предположить, что ты… — осторожно, почти с восточной хитрой велеречивостью, начал новый заход Турецкий. — Что тебе удалось, хотя бы в общих чертах, прояснить?..

— Не продолжай, не старайся быть догадливей меня, Саня, — уже закусывая, ответил Вячеслав. — А чего ради я вообще разговаривал бы с ним? Честно говоря, у меня мелькнула мысль, что заказ на тот джип сделал именно он. Ты ведь его помнишь?