Элард испуганно вздрогнул, когда неожиданно и очень громко зазвонил его мобильный телефон. К его удивлению, это была Катарина Эрманн, лучшая подруга Ютты.

— Привет, Элард! — По голосу Катарины чувствовалось, что она была в прекрасном расположении духа. — Как дела?

— Катарина! — Элард попытался казаться более спокойным, чем был на самом деле. — Тебя давно не было слышно. Чем обязан твоему звонку?

Ему всегда нравилась Катарина; время от времени они встречались на различных культурных мероприятиях во Франкфурте или по поводу каких-нибудь общественных акций.

— Я сразу с места в карьер, — сказала она. — Мне нужна твоя помощь. Мы можем где-нибудь встретиться?

Не терпящая отлагательства нотка в ее голосе усилила неприятное чувство, которое Элард ощущал внутри.

— Сейчас это не очень удобно, — ответил он уклончиво. — У нас в доме царит критическая атмосфера.

— Убит старший Гольдберг, я это слышала.

— Да что ты? — Элард спрашивал себя, как она могла об этом услышать. Прессу удалось успешно устранить от информации об убийстве дяди Йосси. Но, возможно, ей об этом рассказала Ютта.

— Может быть, тебе известно, что Томас пишет книгу о твоей матери, — продолжала Катарина.

Элард ничего не возразил на это, но ощущение досады усилилось. Конечно, он знал о сумасбродной идее с книгой, которая уже создала достаточно оснований для конфликтной ситуации внутри семьи. Больше всего он хотел просто уйти от этого разговора, но это ничего не дало бы. Катарина Эрманн была известна своей настойчивостью. Она не оставит его в покое до тех пор, пока не получит то, что хочет.

— Ты наверняка слышал, что предпринял в отношении этого Зигберт?

— Да, слышал. Почему тебя это интересует?

— Потому что книгу издает мое издательство.

Эта новость на мгновение лишила Эларда дара речи.

— Ютта это знает? — спросил он.

Катарина рассмеялась.

— Не имею представления. Мне это безразлично. Для меня важно дело. Биография твоей матери стоит миллионы. Мы хотим издать книгу в любом случае, к открытию книжной ярмарки в октябре, но у нас нет еще важного фонового материала, который, я полагаю, ты нам сможешь достать.

Элард оцепенел. У него вдруг пересохло во рту, руки покрылись потом.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал он хрипловатым голосом. Как Катарина могла об этом узнать? От Риттера? И если он рассказал это ей, то кому еще? Ах, если бы он только мог предположить, что все это может за собой повлечь, он бы отказался от этой затеи!

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. — Голос Катарины стал более холодным. — Перестань, Элард! Никто не узнает, что ты нам помог. Пока хотя бы подумай над этим. Ты можешь позвонить мне в любое время.

— Я не могу больше говорить. — Элард закончил разговор, не попрощавшись.

Сердце бешено колотилось. Его тошнило. Он судорожно пытался привести в порядок свои мысли. Риттер, должно быть, все рассказал Катарине, хотя поклялся всем святым держать язык за зубами!

В холле перед входной дверью в комнату Элард услышал приближающиеся шаги, энергичный стук высоких каблуков, какие носила только Ютта. Было поздно для того, чтобы незаметно исчезнуть из дома. И вообще, он опоздал на несколько лет…

Пия и Мирьям встретились в бистро на Шиллерштрассе, которое с момента его открытия примерно два месяца тому назад имело репутацию нового заведения, известного лишь знатокам гастрономического мира Франкфурта. Они заказали фирменное блюдо заведения: нежирный бургер-гриль из мяса счастливых коров из Рёна.[18]Мирьям едва могла скрыть свое любопытство, поэтому Пия сразу перешла к своему намерению — побеседовать.

— Послушай, Мири. Все, о чем мы сейчас будем говорить, носит абсолютно конфиденциальный характер. Ты действительно не должна рассказывать об этом ни одной живой душе, иначе у меня будут огромные неприятности.

— Я не вымолвлю ни слова, — Мирьям подняла руку в клятве. — Обещаю.

— Хорошо. — Пия наклонилась вперед и понизила голос. — Насколько хорошо ты знала Гольдберга?

— Я встречалась с ним пару раз. С тех пор, как я себя помню, он постоянно бывал у нас, если приезжал во Франкфурт, — ответила Мирьям, немного подумав. — Бабушка очень дружила с Сарой, его женой, и, разумеется, с ним тоже. У вас уже есть предположение, кто его убил?

— Нет, — ответила Пия. — Тем более что это уже не наше дело. И честно говоря, я также не верю, что появление сына Гольдберга в сопровождении американского консула, сотрудников ФУУП, ЦРУ, а также представителей МВД каким-то образом связано с еврейскими традициями похорон.

— ФУУП? ЦРУ? Ты шутишь! — изумилась Мирьям.

— Да. Расследование было передано им. И мы предполагаем, что нам известна истинная причина этого. У Гольдберга была довольно темная тайна, и возможно, что его сын и друзья не хотели, чтобы это стало кому-либо еще известно.

— Расскажи, — настаивала Мирьям. — Что за тайна? Я слышала, что раньше он занимался довольно сомнительными сделками, но он в этом не одинок. Может, это он убил Кеннеди?

— Нет. — Пия покачала головой. — Он был членом СС.

Мирьям пристально посмотрела на нее, потом на ее лице появилась недоверчивая улыбка.

— Это не предмет для шуток! — сказала она. — Скажи, наконец, правду.

— Это и есть правда. При вскрытии на его левом плече была обнаружена татуировка группы крови. Такую татуировку наносили только эсэсовцам. В этом нет никаких сомнений.

Улыбка исчезла с лица Мирьям.

— Татуировка — это факт, — сказала сухо Пия. — Когда-то он пытался ее удалить. Но в подкожной ткани она отчетливо видна. Группа АВ. Это была его группа крови.

— Да, но этого вправду не может быть, Пия! — Мирьям покачала головой. — Бабушка знала его шестьдесят лет, каждый здесь знал его! Он жертвовал большие деньги на еврейские организации и многое сделал для примирения между немцами и евреями. Не может быть, чтобы он раньше был нацистом.

— А если это все-таки было? — сказала Кирххоф. — Что, если он в действительности не был тем, за кого себя выдавал?

Мирьям молча смотрела на нее, закусив нижнюю губу.

— Ты можешь мне помочь, — продолжила Пия. — В институте, в котором ты работаешь, у тебя наверняка есть доступ к делам и документам о еврейской части населения в Восточной Пруссии. Ты могла бы больше разузнать о его прошлом.

Она смотрела на подругу и буквально видела, как работает ее мозг. Возможность того, что такой человек, как Давид Гольдберг, имел столь невероятную тайну, которую хранил десятилетиями, была настолько неслыханной, что она должна была привыкнуть к этой мысли.