Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не скажу, что меня это сильно шокировало, но на программистов я какое-то время после это смотрел как на тунеядцев. С течением времени и расширением круга общения к программистам, спекулирующим на своих знаниях и навыках, добавились юристы и бухгалтера. Потом список раздвинулся ещё и ещё, пока я, наконец, не пришёл к пониманию одной нехитрой печальной истины: девяносто процентов населения хотят работать поменьше и получать побольше. При этом девяносто же процентов населения занимаются тем, чем им заниматься неинтересно, за зарплату, которая им не нравится. И если бы каждый житель Земли пёрся от своей работы и выкладывался на ней на сто процентов, на Марсе уже давно цвели бы яблони. Увы, жизнь показала, что яблони на Марсе в сжатые сроки – иллюзия. Если уж начальники и инвесторы на твой трудоголизм говорят: «Ты и так слишком дофига работаешь, притормози» – и тормозят процесс, чего ждать от простых смертных?
Сейчас мой трудоголизм никто и ничто не тормозило, а меня пёрло, потому дело двигалось семимильными шагами.
«Лето – это маленькая жизнь», как пел когда-то Митяев. К концу этой жизни у меня был арендован комплекс, на котором я готовился наладить сборочную линию, судя по эскизам – практически готов изящный дизайн будущего гаджета, и наполовину готова начинка, которая никогда бы не влезла в этот дизайн, если б не моё ноу-хау. И хотя работать мне приходилось двадцать четыре часа в сутки, я чувствовал себя эдаким хитрым Илоном Маском, торговцем иллюзиями. Так что нашу компанию, не мудрствуя лукаво, я назвал ООО «GoodWin». Почему? Да очень просто: во-первых, в таком названии была заявка на победу, во-вторых…
А во-вторых, в детстве мне нравились сказки Волкова про Изумрудный город и особенно был симпатичен сам волшебник Изумрудного города великий и ужасный Джеймс Гудвин. И хотя в итоге он оказался мошенником, симпатии к нему у меня это не убавило. Нет, были и другие любимые персонажи, и не только литературные, но и исторические. Остап Бендер, например, делил мои симпатии с Виктором Люстигом – не менее великим комбинатором, среди прочего умудрившимся дважды продать на металлолом Эйфелеву башню. Но назвать компанию в честь кого-то из них было бы уже перебором.
В общем, дело шло, я описал наше ООО контрактами, на нас работало огромное количество людей, а возникновение такой махины на ровном месте от внимания всяких служб и чиновников успешно прикрывало божественное провидение. За всей этой суетой как-то незаметно пришла осень, о чём я задумался лишь теперь, когда обнаружил на календаре середину сентября.
Я отложил эскизы.
– Что скажете? – поинтересовалась Алина.
– А вы что думаете?
Она легко повела плечиком:
– Они сделали всё, что мы хотели. Возможно, теперь стоит позволить им добавить что-то от себя и посмотреть, что из этого выйдет? Может быть, это даст изюминку.
– Хорошо, – предложение было разумным. Во всяком случае, хороший вариант у нас уже есть, так что хуже не будет.
Дверь за спиной Али распахнулась без стука, и в кабинет по-хозяйски вошла Нилия:
– Лучшее – враг хорошего, – безапелляционно заявила дочь Эвтерпы вместо приветствия и уселась на край стола, изящно закинув ногу на ногу. – Милый мальчик, как дела?
– Пока не родила, – буркнул я. Нет, она, конечно, богиня, но это не повод вот так вламываться ко мне в кабинет при сотрудниках.
Нилия в ответ только подалась вперёд, демонстрируя широкое декольте, и обольстительно улыбнулась. Алина скромно отвела взгляд:
– Я пойду, Сергей Александрович, – тихо сказала она.
– Да, конечно.
Аля вышла поспешно и тихо, словно мышка. Дверь за ней закрылась практически беззвучно. А вот Нилию заподозрить в деликатности было трудно. Богиня проводила девушку тем взглядом, каким мясник осматривает тушу перед разделкой, и весело рассмеялась:
– Смешная девочка, – резюмировала она. – И такая душка, когда смущается. Знаешь, а ведь ты ей нравишься.
– Ты бы вела себя поскромнее в моём кабинете, – процедил я сквозь зубы.
– Ах, посмотрите на него: «в моём кабинете». У нас здесь большой начальник. У тебя неповторимое самомнение, милый. Не забывай, кто сделал тебя начальником.
– Для того чтобы я кого-то сделал богами, – сердито парировал я.
Безапелляционность моих божественных друзей порой бесила меня до невозможности. И, наверное, даже не тем, что они наглели и вели себя высокомерно, а тем, что они имели право вести себя так. Как ни крути, эта Эротова дочка права – я был многим обязан и ей, и Геркану. Да что уж говорить, я был обязан им всем.
С другой стороны, я свою часть сделки выполнял на совесть, так что и они мне были кое-чем обязаны. В конце концов, без меня они ровно сидели на жопе и страдали. Так что могу и в ответ зубы показать. Последнюю мысль я намеренно буквально прокричал в голове, и, кажется, это возымело действие:
– Ладно-ладно, Сергей Александрович, – дала заднюю Нилия, – в другой раз постучу, раз для вас это так важно. А сейчас собирайся.
– Куда? – не понял я.
– Коровий сын ждёт. И он тоже очень важный, прям как ты.
Очень важный Геркан распахнул дверь в квартиру под музыку Петра Ильича Чайковского. Полубог был облачён в смокинг и тапочки и смотрелся весьма импозантно… с поправкой на тапочки.
– Что происходит? – не понял я.
Геркан только поднёс палец к губам и поманил на кухню. С прошлого моего визита здесь многое изменилось. Исчезли мрамор, фонтан и виноградные лозы, зато вместо дальней стены теперь была плотная занавесь, из-за которой и доносились звуки музыки.
Георгий Денисович сделал приглашающий жест и отдёрнул гардину. Я полагал, что за несколько месяцев общения с богами привык уже ко всему и готов к чему угодно. Увиденное продемонстрировало всю глубину человеческой самонадеянности.
За портьерой обнаружился театральный балкон. На нём, по-собачьи уперев передние ноги в поручень, стоял Леней в козлином обличье и завороженно смотрел на историческую сцену Большого театра, где как раз сейчас по берегу лебединого озера метался в отчаянии принц Зигфрид, пытаясь вымолить прощение у Одетты. Гремела музыка Чайковского. Затих в сопереживании зал. Глаза сатира блестели от навернувшихся слёз.
– Это как? – не удержался от глупого вопроса я.
– Всё так же, возница, – шёпотом отозвался Геркан. – Искривление пространства. Это, конечно, посложнее, чем виноград на кухне растить, но чего не сделаешь для старого друга.
Последняя фраза была произнесена чуть громче, как будто специально для сатира. Леней в ответ повернул на нас козлиную голову и проблеял с вкрадчивой благодарностью:
– Спасибо, юный Геркан, ты как всегда добр к старому Ленею.
Георгий Денисович лишь тонко ухмыльнулся и благосклонно кивнул, смотри, мол, когда ещё увидишь? Козёл послушно отвернулся и уставился на сцену, где уже появилась чёрная фигура Ротбарта.