Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И потому из города они уехали сразу после похорон. Куда и зачем они едут, Женя не знал, да его это и не интересовало. Он просто послушно сел в поезд, дал выкрасть себя из этого бесполезного теперь для него города. Лехи нет – и некому теперь служить, некому приносить свою ежедневную жертву. Какая разница, что теперь делать? Можно лежать у себя дома на кровати, тупо глядеть в потолок, а можно лежать на второй полке в поезде, тупо уставившись в окно. Он и лежал. Всю дорогу.
Женя никому не сказал, что уезжает. И совсем не потому, что хотел тайно сбежать, скрыться от всех и вся, а просто ему и в голову в том его затуманенном состоянии не пришло поставить в известность хотя бы родителей.
В Москву они приехали поздним вечером. Что это Москва, Женя понял только через неделю, когда хмурым, совсем не похожим на летнее, утром они вышли из гостиницы. Все это время они провели вдвоем, только вдвоем, как и было обещано когда-то.
Странное, сумасшедшее время. Безумство наслаждения и наслаждение безумством. Ужас и восторг, смерть и новое рождение, и… наслаждение, наслаждение, наслаждение. А в перерывах Нина рассказывала ему их общее будущее, как сказку. И будущее это виделось настолько прекрасным, что кружилась голова и хотелось умереть от счастья. Но смерть не наступала, а приходило новое блаженство.
Теперь Женя понимал, для чего нужно было умертвить Леху и бежать из их города, для чего нужна была эта гостиница и Москва. Теперь он многое понимал, и мертвый Леха больше не пугал его.
Перспективы для него, Жени Ильина, открывались самые радужные: огромная, сумасводящая слава, сборники, выпущенные огромными тиражами, огромные гонорары и огромное-огромное счастье. Да, еще любимая, самая замечательная на свете женщина. Она обещала ему все это и ничего не просила взамен.
Они шли по не до конца проснувшейся, холодной московской улице. Накрапывал дождь. Тогда-то, через неделю после своего бегства из родного города, Женя и пробудился окончательно, понял, что они в Москве и для чего все это нужно.
До площади Ильича они добрались на метро. Здесь у Нины жили какие-то старые университетские знакомые. Она ему не сказала, для чего они сюда приехали, но Женя и сам догадывался: устраиваться с жильем на первое время и, может быть, сразу же переговорить о его публикации.
Нина вошла в подъезд, а Женя остался ждать ее во дворе. Это был старый, типично московский дом. «Толстые стены, прекрасная звукоизоляция, – как-то отстраненно подумал Женя. – Неплохой был бы вариант. Интересно, сколько там комнат? Хорошо бы две, а лучше три: гостиная, спальня и кабинет».
Да, кабинет просто необходим! По ночам он будет писать стихи, а весь день… Нина. Странно, почему раньше он так боялся ее, почему она казалась старой и некрасивой? Может, из-за очков? Нет, наверное, дело в чем-то другом, хотя без них ей стало лучше. И одеваться Нина стала совсем по-другому, и прическу сменила, и купила косметику. Все это ради него, без сомнения…
Ждать пришлось долго. Женя успел замерзнуть и основательно промокнуть, а Нина все не появлялась. Вопрос с жильем за это время сто раз уже можно было решить. Значит, она договаривается о сборнике или публикации в каком-нибудь крупном журнале. Все свои стихи Женя привез с собой – это было единственное, что он взял из дому. В последние полтора года он писал гораздо меньше, но вместе со старыми работами хватило бы не на один сборник.
Наконец из подъезда вышел парень, года на три старше Жени, и пригласил войти. Они поднялись на второй этаж и остановились у облупившейся деревянной, покрашенной лет десять назад мутно-зеленой краской двери. Вместо номера на ней было процарапано гвоздем слово «лох». Женя усмехнулся, подумав, что лично к нему это слово уж точно никогда не будет иметь никакого отношения, и они вошли.
Квартира действительно оказалась трехкомнатной, очень большой, но ужасно запущенной. В ванной вместо двери висела ярко-желтая пластиковая занавеска. Огромная кухня была загажена до неприличия, а туалетом пахло даже в коридоре. Но ничего, все это можно исправить: нанять рабочих, сделать ремонт, прикупить приличной мебели, красивые шторы, ковры. Да и приодеться совсем не мешает.
Парень толкнул одну из массивных дверей, и они оказались в неожиданно маленькой, совершенно квадратной комнате. Нина сидела за круглым обшарпанным столом у окна и что-то писала.
– Располагайтесь, – парень кивнул Жене и повернулся к Нине. – Ну, все, Нинок. – Он фамильярно хлопнул ее по плечу, Женя внутренне возмутился, но ничего не сказал. – Я пошел. Объяснишь ему сама, что и как. У меня через два часа поезд, а нужно еще кое-куда заскочить. В общем, как договорились, на три месяца.
Парень подхватил исписанный Ниной листок, пробежал по нему глазами, хмыкнул и скрылся за дверью.
– Слушай, – Женя подошел к Нине и обнял ее за плечи. – Пойдем в другую комнату, здесь как-то… Этот диван, этот стол, стулья… такое ощущение, что мебель принесена с какой-то помойки. И вообще квартира мне не нравится. Жуткая занавеска в ванной. А кухня! Может, не стоило торопиться, нашли бы что-то получше, а пока пожили бы в гостинице.
– В гостинице? – Нина насмешливо на него посмотрела. – Нет, дорогой, жить мы будем здесь. И, кстати, ни в какую другую комнату пойти мы не можем.
– Почему?
– Потому что все остальные комнаты не наши.
– Не наши? Что ты имеешь в виду?
– Там живут другие люди. Сейчас никого нет, уехали в отпуск, но через две недели приедут.
– Ты хочешь сказать, что сняла коммуналку?
– Дворницкую, дружочек, дворницкую, – Нина засмеялась. – И не сняла, а устроила тебя на работу. С завтрашнего дня приступишь к своим обязанностям.
– Я не понимаю, – Женя обиженно насупился. – Хочешь сказать, что я буду работать дворником?
– Конечно, будешь, куда денешься? И скажи спасибо, что смогла пристроить тебя по чужим документам.
– Но зачем все это нужно?
– Что именно? – Нина надменно подняла бровь и передернула плечами. – Что тебя не устраивает?
– Всю жизнь мечтал мести улицы и жить в таком клоповнике!
– Тогда считай, что тебе повезло.
– Ну, разве для этого мы сюда приехали? Ты обещала…
– Хватит ныть! Что я тебе обещала? Что?
– Как – что? – Женя совсем растерялся. – Разве ты забыла? Сборник и…
– Славу, деньги и прочие блага жизни?
– Ну в общем, да.
– И как же ты думаешь всего этого добиться? – Она откровенно над ним издевалась.
– Я не знаю… Ты… Ты обманула меня! Обещала, а теперь отказываешься.
– От чего, интересно, я отказываюсь? Не отказываюсь я ни от чего, все будет. Со временем.
– Но какое отношение эта работа имеет?..
– Самое прямое! Мы не можем постоянно жить в гостинице. И снять квартиру пока не можем. Праздник кончился, пора приступать к работе, чтобы достичь всего, чего мы хотим. Ты хоть знаешь, во сколько нам обходилась каждая ночь в гостинице? А на какие деньги мы сюда приехали и оплачивали жизнь, знаешь?