– Я, честно говоря, во время всех этих лекций о ресурсе двигателя думал.

– С какого еще бодуна?

– А я всегда о нем думаю. И думы мои тяжелы, как петербургий-220… Ты про молодежную организацию расскажи! Где они взяли меч? Из какого места у них пламя? Это, может, повеселее будет.

– Повеселее вряд ли. А вот погаже – точно.

– Я разберусь. Ты рассказывай, – не отставал Помор.

– Нашел эксперта, – засопел Игневич. – Короче, за время войны всем в Конкордии стало не до детей. Детки разболтались, учиться математике и химии не хотят… А что хотят? А хотят, как старшие братья, – геройствовать! Бороться! Познавать мир! Вот и наши клиенты: бросили школы, сбились в стаю, убежали в пещеры, партизанят там. Сосиски на костре жарят. Дури много, ума мало…

– Поня-атно, – лениво протянул Помор. – Хотя и не до конца. Мы-то тут при чем?

Вступил Кобылин:

– А при том, что они уже трех наших патрульных ранили. И четыре грузовика угнали. Да вдобавок едва не осуществили диверсию на люксогеновом терминале. Вовремя наши мину нашли… А то бы половину Синанджского космодрома разнесло.

– Как-то все это мимо меня прошло, – признался Помор, зевая. – Но так и так непонятно, зачем тут мы, танкисты? Почему не послать осназ? У них такие броники! Такие стволы! Все девчонки в барах спрашивают первым делом: «Ты не из осназа?»

– Ответ на этот вопрос лежит в иррациональной плоскости, – сухо и по-командирски абстрактно высказался Растов. – Комендант системы Макран, некто товарищ Иванов – и да, это мой родственник, – позавчера на расширенном военном совете наотрез отказался предоставить хотя бы одного бойца осназ для проведения операции на рудниках. Вместо этого он предложил, цитирую, «предельно широко задействовать те части и те рода войск, которые после операции «Метель» страдают от своей невостребованности и разлагаются морально». Как можем видеть, это было сказано про нас.

– Термоядерно! – впечатлился Помор.

– Так вот оно что! – Это был Игневич. – Ну-ка, сейчас увидим, кто сильнее всех разложился морально…

С этими словами мичман открыл люк и высунулся по пояс – подставляя лицо жаркому ветру Тэрты. В танке запахло полынью, морем, жареной пылью.

– Ну, значит, так, – начал Игневич репортаж для товарищей по экипажу (хотя, по сути, для одного Кобылина, потому что Помор, неотрывно наблюдая за дорогой по роду своих обязанностей, уже видел вытягивание в колонну всех подразделений, а Растов и без подсказок стрелка-оператора знал состав колонны наизусть). – Наш славный поход морально разложившихся возглавляет первый гвардейский разведвзвод первой роты капитана Листова. За ним следует тяжелая и не менее гвардейская танковая рота майора Растова… Аплодисменты, товарищи!

Кобылин несколько раз соединил ладони, облаченные в перчатки гермокостюма. Игневич продолжал:

– Та-ак… А кто же следующий? От кого это идет душок сомнительных этических воззрений? Кто испытывает острое чувство невостребованности? Ага! Я узнал их! Это мобильная пехота майора Мирошника! Та самая, которая в операции «Метель» сыграла ключевую роль защитников арьергарда! Двигаясь в третьем эшелоне, батальон доблестно захватил люксогеновый танкер «Хура», а затем, не считаясь с потерями кислорода и питьевой воды, охранял собственное расположение!

Растов криво ухмыльнулся. Игневич как нельзя лучше выразил суть действий батальона мобильной пехоты, который в операции «Метель» потерял всего-то двух человек ранеными.

– А дальше у нас кто? Три грузовика снабжения под охраной двух «Зубров»! Везут фрукты, шашлык, чачу и прочее, столь необходимое для того, чтобы вечером превозмочь последствия тяжелого морального разложения предыдущих дней…

– Слышь, меня тут малехо смущает, – сказал Помор мрачно, как будто не устраивал Игневич весь этот цирк, – что столько народу… Ну, ты только что перечислил. И все командированы отрывных школьников по пещерам гонять.

– Ну, во-первых, насчет пещер это я для красного словца. Там вообще-то многоуровневый комплекс шахт, всяких выработок… Ну а главное, наше командование страшно циничное. Не верит оно в «просто школьников», которые по воле сердца партизанят. Есть мнение, что школьников какая-то хитрая сволочь направляет.

– Была информация?

– Откуда мне знать? – пожал плечами Игневич и закрыл за собой люк.

Растов посчитал необходимым сказать свое веское слово.

– Да не в том дело, дети или взрослые. Территория Дошанского рудника обширная, чтобы сделать толковое оцепление – масса народу нужна.

– Дожились! В оцеплении стоять будем, – проворчал Кобылин.

– И не говори. Тяжела ты, доля простого русского оккупанта, – саркастически заметил Игневич.

На месте их встретил немолодой офицер в звании полковника, представившийся Вячеславом Портным. Это был высокий плотный мужчина с красивой сединой на висках и бровями-домиками, придававшими его лицу обиженно-детское выражение.

Он прибыл раньше частей 12-го гвардейского полка, на грузовиках вместе с комендантской ротой.

Рота начерно оцепила Дошанский рудник и включила загодя приготовленную пропагандистскую шарманку.

«Мы, русские солдаты, обращаемся к молодежи Синанджа! Юноши и девушки! Война закончилась. Ваши старшие братья и сестры сложили оружие. Пора это сделать и вам. Наши командиры обещают вам полное прощение. Вскоре вы возвратитесь к мирной жизни и продолжите учебу».

Там еще много чего было. Но Растов старался не слушать. Очень уж не нравилась ему эта роль рассудительного и во всем правого оккупанта, обманом выманивающего из крысиных нор молодых, на всю голову больных романтикой ребят.

Зато Портной чувствовал себя на своем месте.

– Я на терриконах пулеметы расставил. – Полковник указал на конусы мертвых холмов. Их склоны были покрыты рядами черных мертвых метелок – конкордианцы, очевидно, пытались рекультивировать терриконы неприхотливыми деревцами. Но из-за войны позабыли о поливе, и результат, конечно, не замедлил – саженцы засохли вопреки своей неприхотливости.

Портной меж тем продолжал:

– Пулеметы держат под прицелом все известные нам выходы из шахт и подступы к рудникам. Так что попытки прорыва мы не боимся. Но я, конечно, не могу гарантировать, что у бандитов нет запасных замаскированных лазов… Так что ваше появление очень кстати – людей нам тут страшно не хватает.

Растов наконец решился на вопрос.

– Послушайте, товарищ полковник, а сколько их всего, этих… бандитов?

«Бандитов, ага. У которых наверняка один пистолет на троих…»

– Сколько? По оперативной сводке ГАБ – от двадцати пяти до тридцати человек.

– М-да, на муху с кувалдой…

– Что вы сказали? – встрепенулся Портной. Мыслями он был весь в укрощении бандитов.