До полудня оставался час с небольшим. Именно тогда ноги Олега ступали на мягкое покрытие беговой дорожки. Это было самое удобное время. Детская площадка была совершенно безлюдна. Ни единой души. И некому было отпускать в его адрес злые шутки. Некому было рассматривать его пожелтевшие синяки.

Очень удобное время.

Чуть позже, когда он уже успевал побегать, а бегал он минут двадцать, и вернуться домой, на площадку выходили мамочки или няни с детками. Прогулки длились до часу, у некоторых до двух пополудни. Детей уводили домой на послеобеденный сон. И до того момента, как вернуться из школы подросткам, на площадке снова никого не было. С двух дня до четырех-пяти вечера во дворе было безлюдно.

То есть примерно с половины двенадцатого до половины первого во дворе было пусто. И с двух до четырех. И зря Гришка злился и не верил жильцам, которые отказались давать свидетельские показания. Они в самом деле могли ничего не видеть.

Да, были летние каникулы. Правильнее, заканчивались. И подростки наверняка выходили на детскую площадку много раньше четырех. Но!

С половины двенадцатого до половины первого их тут точно не могло быть. Они спали!

Олег себя помнил отлично. И Гришу. Они до обеда спали в каникулы. Потом неспешно раскачивались, завтракали ближе к часу дня. И только потом выбирались на улицу.

Если учесть, что, кроме него, никто не трепал беговую дорожку кроссовками, тетю Нину могли убить в этом временном промежутке: между половиной двенадцатого и половиной первого. Это был самый удобный час для убийцы.

Даша рассказывала Гришке, что из-за теплой погоды установить точное время смерти ее матери оказалось проблематичным. Но Олег сделал это за экспертов. И был страшно горд этому.

Далее…

Он провел анализ привычек всех пожилых людей, которые населяли их подъезд и соседние. И пришел к выводу, что раньше двенадцати мало кто из них прогуливался по тротуарным дорожкам двора.

Был пожилой мужчина из подъезда слева. Женщина со второго этажа их подъезда. И пожилая семейная пара, проживающая через один подъезд – справа.

Четыре человека. Только эти люди могли что-то видеть или заметить. А не дали показаний просто потому, что их никто не допрашивал. Или они не придали значения тому, что видели.

И Олег решил, что взвалит на себя полномочия освежить их память. Он с ними серьезно поговорит.

Он закончил пробежку. Восстановил дыхание, пройдя еще один круг медленным шагом. И, взяв курс на свой подъезд, едва не сбил с ног хрупкую девчонку. Она стояла прямо на его пути и рассматривала что-то в своем телефоне. Он не заметил, что именно, она быстро спрятала телефон в карман. Зато он хорошо разглядел девочку.

На вид ей было лет пятнадцать, не больше. Хотя она всячески старалась прибавить себе возраста какой-то нелепой взрослой прической и агрессивным макияжем. Она была очень симпатичной и очень расстроенной. В сильно подведенных черным глазах плавали слезы.

И она была чужой!

Обходя ее, после того как извинился, Олег даже притормозил.

Предупредить ее – нет? Предупредить, что тут делают с чужаками? У нее глаза и так на мокром месте. А что будет, если она нарвется на «хулиганов» или на кого-то из их группировки? Маловероятно, конечно, время школьных занятий. А вдруг? Вдруг кто из них прогуливает?

– Девушка, – произнес он мягко, отойдя метра на три от девчонки. – Вы кого-то ищете?

Она скользнула по нему тем самым взглядом, которым девушки обычно смотрели на пустое место. Отвернулась. Снова достала телефон и уткнулась в него.

– Простите. Просто здесь небезопасно.

Олег пошел на нее. Она была одна, без группы поддержки. И он ее не боялся.

– Посмотрите на меня, – мягко попросил он. – Что вы видите?

– Достал, блин, – прошептала она.

Повернулась. Раздраженно качнула головой, приоткрывая рот в каком-то неслышном слове и закатывая глаза. Руки ее разошлись в стороны, когда она негромко воскликнула:

– Что? Что я должна видеть?

– Синяки, – ответил Олег, останавливаясь в метре от нее.

– И чё? – ее нижняя челюсть чуть выдвинулась вперед.

– Это меня местное население так отделало, когда я вышел на вечернюю пробежку. Подростки.

– Я при чем? – Ее взгляд сделался пустым.

– Да вы как раз ни при чем. Просто будьте осторожнее. Это нехорошее место.

Он повернулся, чтобы уйти, но она вдруг крикнула:

– Да? И чем же это место такое нехорошее?

– Меня избили. Тетю мою убили в конце августа. Нехороший двор, – подытожил он.

Окинул взглядом окна. И в окне второго этажа их подъезда заметил лицо. Это было лицо той самой женщины, которая обычно выходила на прогулку до обеда. И которая могла что-то видеть в конце августа, но отказалась говорить.

– Тетку тоже во дворе убили?

В пустых глазах девчонки заплескался слабый интерес.

– Нет. Ее убили в собственной квартире. Очень жестоко убили.

Олега передернуло, стоило вспомнить забрызганные кровью стены прихожей.

– Ну, вот видишь, дядечка, – густо намазанные вишневой помадой губы девочки-девушки сложились кривой линией, – в квартире. Я туда не пойду. Даже если ты и будешь настаивать.

– Я?! Но зачем мне?! – Он опешил, прижимая обе руки к старой олимпийке на груди.

– А я знаю! – фыркнула она со злым весельем. – Вы, педофилы, все такие! Сначала истории рассказываете, потом жалеете, а потом бац! Не успеешь опомниться, и тебя уже трахает какой-то урод! И душит, душит… Вали отсюда, дядечка.

– Извините.

Он попятился, чувствуя, что краснеет. Это был даже не конфуз. Это было полное поражение. Он никогда не научится находить нужных слов в разговорах с девушками. Даже с такими вот юными и, казалось бы, неискушенными.

Лох! Лузер! Жирдяй! Когда же он уже изменится?! Когда и кто рассмотрит в нем умного, сосредоточенного, успешного молодого человека, способного зарабатывать, содержать, сочувствовать, любить? Когда? Кто?

У него вспотели ладони. Взмокли подмышки. Его колени ослабли, походка сделалась вялой.

Олег, ненавидя себя всем сердцем, успел дойти до подъезда, когда из-за угла, утробно рыча мотором, вырвался байк. Гришкин байк.

Брат был не один. Сзади, тесно прижавшись к его спине грудью, сидела какая-то девушка.

Он остановил мотоцикл на парковке, девушка слезла, сняла шлем, убрала его в багажный отсек. Махнула рукой Грише, на мгновение повернулась в сторону Олега. И оказалась Машей! Внучкой старухи Ильиновой.

Чего так рано из школы? Она обычно появлялась у дверей бабкиной квартиры в три – начале четвертого.