— Какое облегчение, что торможу не один я, — с улыбкой произнес Сашка.

Марина колебалась мгновение, а затем предложила:

— Давайте я покажу вам город.

Летние сумерки пахли остывающим асфальтом и грязной водой. Шел четвертый час ночи, и смотровая площадка Воробьевых гор постепенно пустела. Туристы расходились по отелям, байкеры разъезжались по гаражам. Сашка и Марина стояли, опершись на перила и прижимаясь плечами, и созерцали панораму ночного города. На фоне темного неба отчетливо выделялись сверкающие силуэты Новодевичьего монастыря, храма Христа Спасителя, Шуховой башни. Желтая тарелка стадиона Лужники переливалась взлетными огнями и, казалось, вот‑вот оторвется от земли, унесется за горизонт со скоростью НЛО, оставив после себя зияющую черную яму. Сумрачная река, подобно огромной, медлительной змее, ползла в колее меж двух берегов, и на ее жидкой коже играли отраженные отблески.

Сашка боялся пошевелиться; через одежду он ощущал тепло Марининого тела и ловил себя на том, что впервые за двое суток пребывания в Москве не чувствует враждебной, давящей суеты мегаполиса.

Покинув выставку, они долго ездили по городу. Девушка вела машину, замедляясь на некоторых участках, давая пассажиру возможность получше рассмотреть достопримечательности. Потом гуляли по набережной, и Марина рассказывала, как часто сюда приходила, когда приехала в Москву из далекой деревни.

— Из деревни? — удивился Сашка. — Никогда бы не подумал. Ты выглядишь так… по‑столичному.

— Припечатал так припечатал, — рассмеялась она, подумав, какая странная ночь.

Летова привыкла к определенности, воспринимала жизнь практически без полутонов. И люди ее окружали именно такие — определенные. Рябкина не раз шутила, что Марина навешивает на других ярлыки и отказывается менять их, даже если для этого есть все основания. Марина возражала, хотя и понимала, что доля правды в словах подруги имеется. Возможно, так она упускала что‑то важное, но зато оберегала себя от разочарований. Она всегда видела, с кем имеет дело и чего ожидать. В редких случаях, когда ей не удавалось мгновенно идентифицировать собеседника и приклеить к его лбу воображаемую табличку, она прислушивалась к интуиции — и та никогда не подводила.

С Сашкой ее безупречно функционировавший прежде радар молчал. Чем дольше они общались, тем меньше Марина понимала, как к нему относиться. Было в нем что‑то такое, что в ее персональной вселенной отсутствовало — и она с возрастающим азартом пыталась вычислить, что именно.

«Все раскладывается на простые составляющие, — рассуждала Летова, поглядывая на умолкшего спутника. Тот, казалось, полностью выпал из реальности, поглощенный магическим видом ночной Москвы. — Физически он привлекателен, значит, потенциальный любовник. Но живет на другом конце планеты, значит, в любовники не годится. С ним любопытно, значит, потенциальный друг. Но друзей должно объединять что‑то общее, а у нас разные социальные статусы и ценности, и вообще — ни единой точки пересечения. К тому же друга не хочется потрогать за мягкое место — в отличие от любовника. Однако любовника мы исключили…»

— Ты в порядке? — прервал ее размышления Сашка. — У тебя такое лицо, словно ты трехзначные числа в уме умножаешь.

— Извини, задумалась об одном проекте, — соврала Марина.

— О том, к которому подбирала фотографию на обложку?

— Точно, — подтвердила она, осознав, что за последние несколько часов даже не вспоминала об «Арктике». На фоне ее «прогрессирующего помешательства» (как сказал бы Стеблин) это особенно удивляло.

— Хорошая группа?

— Скину тебе пару треков, послушаешь.

— Договорились, — в кармане пискнул мобильник, и Сашка достал его, чтобы прочесть сообщение. Алиса перечисляла ему грязные подробности того, что она с ним сделает, когда тот вернется. Он улыбнулся и сунул телефон обратно в карман, не ответив.

Марина бросила на него быстрый взгляд.

— Скажи, та фотография… На острове Врангеля. Ты всегда умудряешься делать снимки в самый подходящий момент? — спросила она чуть погодя.

Сашка распрямился, отпустив перила и опершись о них спиной:

— Я часто оказываюсь в нужное время в нужном месте.

— Какое благословенное умение.

— Иногда это сущее проклятие. — Его лицо на мгновение помрачнело, но он быстро с собой справился.

От Марины не ускользнула эта перемена. Странный все‑таки парень. То кажется простым, как две копейки, то вдруг роняет фразу, за которой чудится глубина. А может быть, ей просто хочется видеть глубину там, где ее нет? Что она о нем знает? Автомеханик, увлекающийся фотографией, без высшего образования. Говорит просто, выглядит еще проще. Ей, избалованной успехом и столичной жизнью, он казался незамысловатой соломенной игрушкой в сельском магазине — свежо, любопытно, но совершенно не нужно.

— Похоже, ты заскучала, — мягко заметил он. — Проводить тебя?

Марина смутилась, устыдившись собственных мыслей. Пусть парень и не хватает звезд с неба, зато тонко чувствует собеседника.

— Я же на машине. Давай лучше подброшу тебя. Где ты остановился?

Они подъезжали к гостинице, когда из‑под капота повалили белые клубы пара. Летова вырулила на обочину и остановилась.

— Вот черт! — выругалась она. — Новая тачка! Теперь до утра возиться. Пока эвакуатор приедет, пока в сервисе проторчишь…

Она извернулась между кресел, потянувшись за сумкой на заднем сиденье.

— Погоди, не вызывай эвакуатор, — попросил ее Сашка, открывая дверь салона. — Дай мне пару минут.

Он выбрался наружу, открыл капот и принялся изучать его.

Марина скептически наблюдала за его действиями, тарабаня пальцами по рулю.

— У тебя вода есть?

— Минералка без газа.

— Сойдет.

Она подала бутылку в открытое окно.

Минуту спустя Сашка закрыл капот и запрыгнул обратно в машину.

— Перегорел предохранитель вентилятора системы охлаждения. Запасные у тебя были, так что я заменил испорченный. К тому же часть охлаждающей жидкости испарилась, я долил.

— И что теперь?

— Ничего, все нормально.

— В смысле, в сервис не нужно ехать? — Она протянула ему бумажные салфетки.

— Машина в порядке. — Он вытер руки и улыбнулся. — Заводи.

Летова повернула ключ зажигания, плавно трогаясь с места. Пар из‑под капота больше не валил.

— Спасибо.

— Мелочи.

Несколько минут они ехали молча. Ночь шла на убыль, на горизонте занималась заря, окрашивая темно‑серое небо в светло‑розовые тона. За окном проносились пустые улицы, в мозаике черных окон вспыхивали одинокие огни — редкие горожане уже просыпались. Марина обогнула парковку у гостиницы и остановилась у центрального входа.