Они обнаружили, что в этой камере каменные плиты пола были укреплены покрытыми свинцом бронзовыми креплениями. Здесь когда-то стояло что-то очень тяжелое. Поблизости по стене тянулся желоб, а в полу было прямоугольное отверстие. Прайс пришел к выводу, что в камере помещался главный водяной бак часов. По желобу в стене, вероятно, когда-то проходила свинцовая труба, по которой вода из близлежащего ручья под давлением поступала в верхнюю часть бака. Отверстие в полу могло быть стоком, в который из бака ежедневно сливали воду.

По трубе, ведущей из бака, вода с постоянной скоростью поступала к измерительному баку в главном помещении башни. Здесь, судя по канавкам в полу, поток из бака питал три фонтана. Прайс также обнаружил выступы, к которым, как он предположил, могли крепиться перила, отделявшие публику от механизма часов. Он даже обнаружил разбитые панели от них среди обломков мрамора. Но были и желобки, назначение которых Прайс понять не смог. И он поступил так же, как и всегда в подобных случаях, – решил, что ошибся не он, а древний каменщик, неверно сделавший разметку на мраморе.

По отметкам на стене невозможно было сказать, каким образом указывалось время. Может быть, с помощью стрелки, прикрепленной к поплавку, или молоточка, ударявшего в гонг, как это часто делали в часах того времени. Но был и более интересный вариант, и Прайс чувствовал, что он как нельзя лучше подошел бы удивительной Башне ветров.

В начале XX в. были найдены два бронзовых диска – один в регионе Гранд-Эст на северо-востоке Франции, а другой в австрийском Зальцбурге. Последний обнаружили при закладке фундамента. На дисках были надписи на латыни, и оба находились среди других предметов эпохи римлян, относившихся ко II в. Альберт Рем изучал обломок зальцбургского диска и опубликовал его реконструкцию в 1903 г., всего за несколько лет до того, как увидел в Афинах Антикитерский механизм. Он пришел к выводу, что полный диск должен был иметь больше 60 см в диаметре и что он представлял собой циферблат больших астрономических часов. На обломке сохранились изображения созвездий – облаченная в одежды Андромеда, ее обнаженный супруг Персей с высоко поднятым мечом, Возничий, а также зодиакальные Рыбы, Овен, Телец и Близнецы.

Рем понял, что диск, который он изучал, относится к другому типу часов, изобретенных Ктесибием: они решали проблему времен года. В античную эпоху дневные и ночные часы в разные времена года были неравны. День (измерявшийся от восхода до заката) и ночь (от заката до рассвета) делились на 12 равных часов, продолжительность которых менялась на протяжении года. Это несколько усложняло разметку часов на циферблатах. Одним из способов справиться с этим были разные циферблаты для разных сезонов. Можно было также прочертить кривые часов на цилиндре, который ежедневно слегка поворачивался.

Но зальцбургские часы в основе своей представляли движимую водой астролябию. Бронзовый диск с изображениями созвездий устанавливался вертикально на центральной оси за жестко зафиксированной сеткой изогнутых проволочек, представлявших положение горизонта и часы дня. Поплавок водяных часов соединялся с осью таким образом, что, поднимаясь, поворачивал диск. Смотря спереди, можно было видеть, как созвездия движутся по часовой стрелке в соответствии с движением по небосводу.

Для отображения смены времен года по окружности диска были проделаны отверстия, представляющие эклиптику – годовой путь Солнца по небу. Каждое отверстие показывало положение Солнца в конкретный день. Стержень, изображавший Солнце, вставляли в соответствующее отверстие, он медленно проплывал мимо неподвижных часовых линий, и таким образом можно было узнать время. Круг эклиптики был смещен по отношению к центру диска, так что летом отверстия для колышков днем уводили Солнце высоко в небо, а путь его под горизонтом оказывался относительно коротким. Зимой картина была противоположной.

Прайсу представлялось, что именно такие часы были устроены в Башне ветров. Блестящий бронзовый звездный диск, таинственно вращающийся в соответствии с движением небес, вполне мог быть главным аттракционом шумного афинского рынка. И он был чем-то большим, чем просто часы. Это было восхваление красоты небес и способности человека понять ее. И все больше Прайс убеждался в том, что, хотя в них не было никаких зубчатых колес, эти часы были связаны с Антикитерским механизмом как научными знаниями, так и духовно. Идея представить небо на плоском диске, вращающемся вместе с небосводом, несомненно, вдохновляла и того, кто обдумывал двумерные шкалы и стрелки Антикитерского механизма.

Итак, новый успех Дерека де Солла Прайса! Но на лаврах он почивал недолго. Артур Кларк все еще хотел, чтобы он опубликовал реконструкцию Антикитерского механизма, – особенно с тех пор, как сам увидел обломки. Он участвовал в международном конгрессе астронавтики, проходившем в Афинах в 1965 г., на котором американские астронавты праздновали успешное возвращение космического корабля «Джемини-5». Это был первый космический полет, продолжавшийся восемь дней – как раз столько нужно, чтобы слетать на Луну и обратно. Теперь все надеялись добраться до Луны до конца десятилетия, как и пообещал президент Кеннеди. Люди теперь не только наблюдали небеса – они их покоряли.

Кларк сбежал с праздника, чтобы взглянуть на древний механизм, о котором он столько слышал. Но сотрудникам музея понадобилось несколько дней, чтобы отыскать ящик с обломками, и Кларк был поражен тем, что столь важный артефакт не выставлен в экспозиции. Зато, когда он увидел хрупкие фрагменты механизма, все его ожидания оправдались. Все, что рассказывал ему Прайс, оказалось правдой. Несомненно, это был самый важный предмет, дошедший до нас из Древней Греции, одно из величайших достижений механики всех времен.

Но это наводило и на невеселые мысли. Становилось совершенно очевидно, что греки ничем не отличались от нас, что они мыслили, как мы. Прайс видел в этом неразрывную и продолжающуюся связь, а Кларк увидел, как много было утрачено. Невыносимо было думать, что, создав Антикитерский механизм, греки вплотную подошли к современной технической науке только для того, чтобы потом человечество оказалось на столь долгое время отброшено далеко назад. Позже Кларк изложил эти мысли в лекции о возможностях науки, прочитанной в Смитсоновском институте в Вашингтоне. Если бы греки смогли воспользоваться своими технологиями, говорил он, промышленная революция могла бы начаться больше 1000 лет назад. «И сейчас мы бы не просто летали вокруг Луны. Мы бы уже достигли ближайших звезд».

Какую историю из XX в. ни рассказывай, любой сюжет совершает резкий поворот из-за Второй мировой войны. Ее темное жерло поглощало всех и вся – и спустя несколько лет выбрасывало в совершенно иных направлениях. Отклонение заметно даже на графиках Прайса. Рост научного знания, который должен быть неуклонным, вдруг на какой-то момент зависает, пока кривая не начинает вновь устойчиво ползти вверх.