– Вот и отлично. Знаешь… я не хотела тебе говорить…

Лицо ее внезапно изменилось, стало более серьезным. Она стояла в двух шагах от Лены – обнаженная, с большим куском ваты, вымазанном жирным оранжевым кремом, с немного отвислой грудью, – и показалась ей значительно старше ее. Примерно на целую жизнь.

– Я принимаю таблетки, – вдруг произнесла она тихо, отрывисто, словно понимая, что сказала что-то недозволенное, чего обычно не говорят даже самым близким людям.

– Какие еще таблетки?

– Думаю, что это наркотики. Я на самом деле не такая спокойная, как тебе кажется. И смеюсь я тоже не так часто, как сейчас… Человек вообще представляет собой сложнейшую химическую лабораторию – мы дышим, едим, перерабатываем, спим, занимаемся сексом… Все это химия, согласна?

– Ну… где-то ты и права…

– А теперь добавь в кровь наркотик – и ты станешь совершенно другим человеком.

– А ты не боишься подсесть?

– Для меня главное сейчас – пережить весь этот кошмар. А потом начнется новая жизнь. Что ты так на меня смотришь? Ты презираешь меня?

– Нет, я даже восхищаюсь тобой… Но раз ты сделала мне признание, то и я тоже сделаю. Так мне будет легче…

– Ты хочешь мне в чем-то признаться?

Она показалась Лене испуганной.

– Может, к тебе вернулась память?

– О господи, нет… Я где-то слышала, что наша память избирательна, что она оберегает нас от той информации, которая может доставить нам боль…

– Ты отвлеклась. Что еще случилось?

Лена зажмурилась и выпалила одним духом:

– Там, в Мичуринске, я потеряла все деньги, целый пакет. Сегодня ночью это я выкрала у Тамары из кармана халата наши десять тысяч, чтобы нам было на что жить. Я очень боялась тебе в этом признаться. Но в доме ночью, когда я убегала с деньгами, меня подкараулил ее брат…

– Чей брат? – глаза Нины округлились. – Какой еще брат?

– Не кричи… Брат Тамары, его зовут Саша. Он понял, что я была у нее в спальне… Он изнасиловал меня и пригрозил, что, если я буду кричать, он выдаст меня.

– Ни… себе! – присвистнула Нина. – А у тебя была бурная ночка, ничего не скажешь… Значит, пока я дрыхла после своих таблеток, ты спала с парнем? Ладно, это я так мрачно пошутила. Не дрейфь, это все мелочи. У него нет никаких доказательств. А если он станет к тебе приставать или, еще хуже, шантажировать, скажешь мне – я сделаю из него фарш.

– Интересно, как?

– Увидишь! Я не выношу, когда мне рассказывают про насильников. Так бы взяла нож и отрезала все с клубнями… Значит, у нас нет денег. Вот так номер… Ну да ладно. Какой смысл теперь об этом говорить, если их все равно не вернуть.

– Я думаю, что они остались в том мотеле под Мичуринском…

– Это я уже слышала. Мне жалко эту бабу, Тамару. Они угрохали на этот дом столько денег… Но мы не можем сейчас кого-то жалеть. В любом случае она как-нибудь выкрутится – ей же не грозит тюрьма. Согласись, серьезный аргумент. Вот когда разбогатеем, приедем сюда через год-другой, вернем ей эти деньги…

– Разбогатеем… – всхлипнула Лена.

Она, глотая слезы, никак не могла поверить, что Нина с такой легкостью восприняла ее признание в том, что она потеряла все деньги.

– Успокойся. Мы же подруги. Все это – чушь собачья. Ерунда. Не забивай себе голову. Ты мне лучше скажи, где взять ложку?

– Какую еще ложку?

– Мне надо растереть таблетки. Представляешь, мне так много лет, а я все еще не научилась их глотать… Приходится разжевывать, а это такая гадость.

– Может, сегодня не надо? Мы же будем пить шампанское…

– Ничего страшного, я буду в порядке…

Нина приготовила себе порошок из двух таблеток, выпила и легла спать. Лена, вымывшись под душем, тоже откинула покрывало и устроилась между двумя прохладными простынями. Да, если бы не трагические обстоятельства, не убийство, все вокруг мигом преобразилось бы и показалось расцвеченным праздничными огнями… И форель была бы слаще и нежнее, и простыни – шелковистее и еще прохладнее, и даже парень Олег превратился бы для нее в настоящего Ричарда Чемберлена. Но увы…

Она закрыла глаза, но тут возникла картинка: окровавленный Тахиров лежит ничком на светлом паркете, и кровавая лужа под его головой расплывается…

Она подскочила на кровати, по вискам струился пот. Оказывается, это был сон. Она проспала несколько часов без снотворного. Часы показывали девять вечера. И тут ее взгляд упал на Нину. На крепко спящую Нину. Сумка, на которой обычно во время сна покоилась ее голова вместе с подушкой, теперь свисала почти до полу. Еще немного, еще одно движение, и она упадет, как ей показалось, с грохотом на пол и разбудит Нину.

Лена осторожно извлекла ремешок сумки из-под подушки и вместе с сумкой, со своей неожиданной и долгожданной добычей, заперлась в ванной комнате.

Сердце ее колотилось. Вот сейчас она точно узнает, как зовут эту Нину, кто она, где прописана, за кем замужем, сколько у нее детей…

В сумке чего только не было: пудреница, помада, кусок мыла, сигареты, шприц с ампулой, на которой стерт синий печатный текст, карта, толстый, похожий на слоеное печенье атлас автомобильных дорог, два больших носовых платка, прокладки, тампоны, теплые колготки, маникюрный набор… А на самом дне она обнаружила паспорт. Ей надо было прежде всего прийти в себя и настроиться на самое ужасное. Она почему-то была уверена, что Нина каким-то образом связана с Тахировым куда более крепкими узами, чем сама Лена. Может, она была первой женой его? Или у них есть совместный ребенок? Этого она боялась больше всего. Хотя какая разница, в каких они были отношениях, если Тахирова уже нет в живых? Разве что с открытием новых тайн она уже не сможет доверять Нине, той Нине, к которой она успела привязаться за несколько трудных и опасных дней?

Она открыла паспорт, и глаза ее полезли на лоб. С фотографии на нее действительно смотрела Нина, правда, немного другая, с более темными волосами и короткой стрижкой. Вот только фамилия ее была Белоус, а имя – Людмила.

Она смотрела на свои ладони, и ей не верилось, что они могут вот так дрожать. Она по-прежнему сидела в ванной комнате на полу, обнимая большую мягкую сумку Нины. Сумка-то была Нины, а та женщина, что сейчас спокойно спала, наглотавшись снотворного, была не кто иная, как сама Белоус. Мила Белоус. Жена Тахирова, любовника Лены, которую они вместе с Вадимом собирались убить в Синеньких. Просто взять и застрелить…

Требовалось время, чтобы все осмыслить. Время и место – вот это будет правильнее. Что, если она проснется и не обнаружит ни своей сумки, ни Лены? Надо срочно уходить! Бежать, пока не случилось то, ради чего она так упорно тащила ее с собой на юг.

За несколько минут Лена собрала свои вещи, уложила в сумку и вышла на темное крыльцо. Над головой раскинулось ярко-синее, чистое звездное небо. Оно смотрело на Лену так, как если бы ничего страшного не произошло, как если бы она была такая же, как и все – обычная отдыхающая, пожелавшая подышать свежим воздухом на крыльце… Но на самом деле все было не так. Она, уже с двумя сумками в руках (ей почему-то казалось, что она непременно должна прихватить с собой и эту, чужую сумку, словно в ней та, другая женщина все это время черпала свои энергию и уверенность) спустилась вниз, дошла до площадки, служившей для постояльцев автомобильной стоянкой, убедилась в том, что ее машина стоит на месте, затем снова вернулась к воротам, распахнула их, не обращая внимания на дикий скрежет несмазанных петель, после чего побежала к машине, открыла ее, села, завела и мягко, почти бесшумно выехала со двора…