– И что хорошего в твоей пармской ветчине? – лениво каркнул ворон. Переваливаясь с лапы на лапу, он свернул в коридорчик, ведущий в гостиную. – Копченая колбаса гораздо вкуснее!

Дон Вито не стал спорить. Вкуснее так вкуснее.

В гостиной горел напольный светильник, в кресле у круглого, накрытого старинной, искусно вышитой скатертью стола сидел Феликс с бокалом вина в руке и смотрел на картину, висящую в простенке напротив. Захлопав крыльями, Паблито тяжело взлетел и уселся на стол, а крыс забрался на подлокотник кресла. Склонив голову набок, ворон поглядел на расслабленно сидящего мужчину и поинтересовался, как прошел день.

Феликс закатил глаза и покачал головой, мол, не спрашивай. Дон Вито коснулся лежащей на подлокотнике руки, погладил беломраморную кожу маленькими ладошками и сказал:

– Тебе не помешает отдохнуть. Может, приляжешь?

– Я отдыхаю, – ответил мужчина и поднес бокал к губам. – Надо же, как вино изменилось. Скучное какое-то, будто из него весь кураж ушел и праздника не стало.

– Возможно, просто неудачное вино, найдется и повеселее. – Крыс заглядывал ему в лицо, норовя поймать взгляд, но Феликс упорно смотрел на картину. – Что-то прояснилось с той загадочной рыбой?

– Да. Все дело в рыбьем пузыре. В него налили яд, а потом уложили в кольцо. Понять бы еще – зачем.

Феликс потягивал вино, и ему начинало казаться, что тело ощущает расслабляющее тепло, но это было лишь иллюзией. Кроме вкуса и запаха, он больше ничего не чувствовал.

Дон Вито посидел, подумал, пригладил усы и сказал:

– Когда я жил при библиотеке, попадалась мне одна книга, где были собраны интересные преступления разных времен. Так вот, в двадцатых годах прошлого века было совершено убийство при помощи шкатулки, иглы и маленького резинового шарика, наполненного ядом. Шарик с иглой помещались с внутренней стороны шкатулки. Когда человек, кому предназначался смертельный подарок, открывал крышку, игла протыкала шарик, и яд брызгал ему в лицо и на руки. Смерть наступала мгновенно.

Выслушав это, Феликс страдальчески поморщился, словно прожевал нечто очень горькое.

– И почему я сразу об этом не подумал, а? Такие шкатулки со смертельными секретами со времен Древнего Вавилона в ходу, только там в основном с отравленных иголок начинали, позднее уже ширилась фантазия, развивались технологии. Еще немного, и мне станет за себя стыдно.

– Брось, – крыс снова погладил его по руке, – просто слишком много событий в непривычной для тебя обстановке и атмосфере. Да и не приспособился ты еще толком к новой жизни. Дай себе немного времени, и все само собой войдет в нужную колею.

Феликс глянул в сторону сидящего на столе Паблито. Повесив клюв, тот дремал, разморенный непосильной сытостью.

– Создавая агентство, – медленно проговорил Феликс, – я сомневался во всех, кроме себя, полагая, что четыреста восемьдесят лет жизненного опыта и неплохого разностороннего образования вполне достаточно. И вот буквально с ходу какая-то несчастная рыба заставляет меня дважды в этом усомниться.

Дон Вито тихонько рассмеялся и покачал головой.

– Феликс, дорогой, четыреста восемьдесят лет – недостаточный срок для того, чтобы знать абсолютно все. Ты познавал то, что тебе было интересно, то, что тебя увлекало. Если бы тебя занимали рыбы, ты бы все о них знал, но они вряд ли входили в круг твоих интересов. И я уверен, впереди тебя ожидает еще масса вещей, с которыми ты столкнешься впервые. Но стоит ли из-за этого переживать? Представь, если бы тебя ожидали исключительно знакомые, понятные и привычные сюжеты, какая вышла бы скука! А так получится интересное, увлекательное путешествие.

– Да уж… путешествие… – Феликс допил вино и поставил бокал на стол, отчего встрепенулся, просыпаясь, ворон. – Ладно, ты прав, надо отдохнуть, пойду, лягу. Ступайте по норам, по гнездам.

– Можно мы у тебя заночуем? – Ворон зевнул, широко раскрывая клюв. – Мы так тихо заночуем, что ты нас и не заметишь!

– Ночуйте, – махнув рукой, мужчина встал с кресла и ушел в спальню, оставив бокал на столе.

Паблито проводил взглядом черную шелковую спину и развернулся к Дону Вито:

– Надо же, как легко согласился и даже не сказал «только ничего не трогайте». Ты уверен, что с ним все в порядке?

– Да, – крыс проворно спустился с кресла. – Говорю же, он просто устал. Нам тоже надо поспать. Ты где расположишься?

– Прямо тут, – ворон потоптался по скатерти и снова широко раскрыл клюв, зевая.

– А я вот здесь, пожалуй, лягу, – крыс забрался на небольшой диван-банкетку, стоящий у стены напротив.

– А в кресле чего не остался?

– Это кресло Феликса.

Крыс свернулся комочком в уголке дивана, и вскоре они оба уже крепко спали.

Лежа на кровати в спальне, среди черных стен, Феликс смотрел на коллекцию холодного оружия, неразличимую в полной темноте. И теперь, когда пропала способность видеть в ночи так же хорошо, как на свету, он не желал расставаться с привычкой рассматривать перед сном кинжалы, мечи, шпагу из толедской стали. Каждый клинок он знал так хорошо, до каждой мелочи, до всякого изъяна, что освещения и не требовалось.

Каменная усталость, казалось, вдавливала в постель, но сон не приходил. Перед глазами чередой проплывали яркие, пересыщенные солнцем картины минувшего дня. И Феликс не понимал, от чего он устал больше за эти сутки: от людей, от событий или от этой красочной яркости, которая оказалась способна выматывать, вытягивать силы похуже жажды крови. Хотелось получить долгожданное успокоение, расслабление в привычной тьме, но солнце словно и не собиралось отпускать. Устав еще больше от бесплодных попыток заснуть, Феликс встал с кровати, накинул на плечи халат и вышел в коридор. Со стороны гостиной лился мягкий свет невыключенного напольного светильника, но даже он показался Феликсу чересчур ярким. Отвернувшись, он шагнул в противоположную сторону и остановился у двери соседней со спальней комнаты. Нащупав крошечный тайник над дверным косяком, мужчина достал ключ и открыл замок. Войдя в комнату, Феликс включил свет. Потолочного освещения в помещении не имелось, зато каждый предмет мебели и картины на стенах имели свою подсветку.

Просторная комната с белым потолком, темно-синими крашеными стенами и бледно-розовым мраморным полом походила на маленький музей. По левую сторону всю стену от пола до потолка занимала стеклянная витрина, являвшаяся также и холодильником. Под постоянной температурой за стеклом хранились бутылки вина и различного спиртного, собранного за четыре сотни лет в разных странах мира. Рассматривая их, Феликс будил воспоминания о событиях, людях, местах, порою даже о самых незначительных моментах, связанных с ними.

На противоположной стене, также под стеклом с термостатами, висели картины – четыре больших портрета в потускневших золоченых рамах. Остальное пространство занимали многочисленные столики-подставки разного размера и высоты, каждая из которых сама по себе являлась произведением искусства разных стран и эпох. На подставках находились стеклянные ящики, защищающие от разрушения временем и пылью древние книги, ларцы, усыпанные сверкающими камнями, предметы посуды, фигурки и статуэтки – некоторые из них казались совсем неказистыми, даже неприглядными на вид. Единственное окно в комнате было наглухо задрапировано тяжелыми синими шторами в цвет стен. Стоя посреди комнаты, Феликс смотрел пустыми глазами прямо перед собой до тех пор, пока не почувствовал, что в помещении он не один. Обернувшись, он увидал заглядывающие в дверную щель клюв и усатый нос.