– Это мы ещё посмотрим, – упорно отвечал котик.

Он лез всё выше и выше. И чем выше он забирался, тем беспощаднее дул ему ветер в уши.

Он уже добрался до резьбы над главным порталом, когда почувствовал, что силы его вдруг иссякли. Голова кружилась. Он и вообще-то не отличался спортивностью, а тут ещё прибавилось отравление ядом.

Когда он перепрыгнул за водосток, сделанный в виде ухмыляющегося, остроухого чёрта, он начал медленно, но неумолимо соскальзывать. И он неизбежно рухнул бы вниз – а высота была такая, что даже опытная кошка наверняка погибла бы, – если бы в последнюю секунду к нему не подлетел Яков и не удержал за хвост.

Дрожа и задыхаясь, прижимался маленький котик к стене, надеясь хоть как-то укрыться от ледяного ветра и пытаясь немного отогреть одеревеневшие от холода лапы.

Ворон уселся рядом с ним.

– А теперь поговорим серьёзно, – сказал он. – Даже если тебе удастся забраться на самый верх, к колоколам, – а это просто невозможно, – то всё равно это будет зря. Хоть раз в жизни пошевели мозгами, дружок! Предположим, что каким-то чудом мы с тобой сумеем забить в колокола – хотя на самом деле это исключено, – но ведь в этом случае звон услышат и твой маэстро, и его тётя. А раз они услышат, то тут же смекнут, что желания больше не будут выполняться наоборот, а только буквально. И что же? А то, что им это уже не будет нужно. Ведь они всё это затеяли, чтобы нас обмануть. А если нас при них не будет, то им решительно ни к чему обратное действие пунша желаний. Они с великой радостью, от всего сердца пожелают миру самое злое, и это тут же осуществится, точь-в-точь так, как им хочется. Раз мы не будем в состоянии им помешать, они дадут себе полную волю. Уж не думаешь ли ты, что успеешь спуститься с колокольни, пробежать весь долгий обратный путь до дома и при этом оказаться там вовремя? Как ты себе это представляешь? Знаешь, что с тобой будет? Да ты просто сдохнешь от перенапряжения. Погибнешь, и притом зря. Всё кончится тем, что ты просто погибнешь.

Но Мориц его не слушал. Голос ворона долетал до его ушей откуда-то издалека, а он был слишком усталым и слабым, чтобы следить за таким сложным рассуждением, и знал только одно: наверх и вниз одинаково далеко. И он полез наверх, потому что ещё раньше так решил, вне зависимости от того, имеет ли это смысл или нет. Усы его обледенели, от резкого ветра из глаз лились слёзы, но он всё полз и полз.

– Эй, послушай! – кричал ему с горечью ворон. – Скажу тебе только одно: больше я тебе помогать не буду. Если хочешь себя погубить, то делай это сам. В герои я не гожусь, у меня ревматизм, а твоим тупоголовым упрямством я сыт по горло, так и знай. Я сматываюсь, слышишь, исчезаю, меня здесь уже нет! Привет! Чао! Будь здоров! Прощай, дорогой коллега!

В это мгновение он увидел, что маленький котик висит в воздухе, зацепившись лишь передними лапками за водосточную трубу. Он полетел к нему, с трудом преодолевая сопротивление штормового ветра, клювом схватил его за загривок и, собрав последние силы, приподнял и запихнул в трубу.

– Чучело я набитое, а не живая птица! – кричал ворон. – Видать, ещё птенцом выпал из гнезда и повредил себе мозги, это ясно.

Он чувствовал, что теряет последние силы. Сидение в бочке и на него подействовало. Ему стало совсем плохо.

– С места больше не сдвинусь, – пролепетал он. – Буду здесь сидеть, и всё. Пусть мир погибнет, мне наплевать. Не могу больше. Даже если попытаюсь улететь, то всё равно тут же камнем упаду на землю.

Он поглядел через край водосточной трубы. Где-то далеко-далеко внизу посверкивали огни города.

На следующем этапе колдовства бразды правления снова перешли к Тирании. Указания, как именно передать полученной жидкости силу осуществления желаний, были записаны на ведьмячьем жаргоне. Собственно говоря, это был какой-то бредовый язык, потому что по словарному запасу он ничем не отличался от нашего, но все наши слова обретали в нём совсем другой смысл. Ни одно слово не обозначало то, что оно обычно значит. Так, например, мальчик называется глобусом, девочка – бочонком, вместо «гулять» говорят «лопаться», вместо «сад» – «чемодан», вместо «видеть» – «дрожать», «глоток» означает «собака», «прыткий» значит «пёстрый», а «тупой» значит «вдруг». Таким образом, фраза «Мальчик и девочка гуляли в саду и вдруг увидели пёструю собаку» на ведьмячьем языке звучит следующим образом: «Глобус и бочонок лопались в чемодане, тупой дрожали прыткий глоток».

Тирания свободно владела этим языком. Если его не знать, то рецепт теряет всякий смысл и кажется сплошной галиматьёй.

На самом деле текста здесь было в пять раз больше, эти строчки приводятся лишь в виде примера.

После того как Тирания перевела весь этот пассаж, свет в лаборатории потушили, а тётя и племянник в кромешной тьме принялись колдовать наперегонки. Как в лихорадочном сне, из этой тьмы возникали какие-то видения, которые стремительно вытесняли друг друга.

В воздухе появились огневые вихри, они со свистом вертелись, всё сближаясь и образуя своего рода огненный смерч, который всё больше уплотнялся и превратился в конце концов в большого червя, и его проглотил клюв, который повис над сосудом сам по себе, без птицы. Затем проплыло серое облако, из которого торчал скелет собаки, его кости тут же на глазах превратились в пылающих змей и, свернувшись клубком, упали на пол; в тот же миг появилась лошадиная голова с пустыми глазницами, она скрипела зубами, а ржание её звучало как страшный хохот; вокруг сосуда с пуншем желаний крысы с крошечными человеческими личиками водили хороводы, а огромный синий клоп, на спину которого забралась ведьма, бежал наперегонки с таким же большим жёлтым скорпионом, на котором восседал колдун. Розово-красные пиявки, словно тяжёлые капли, падали с потолка; яйцо величиной с человеческий рост разбилось, и из него выскочила куча маленьких чёрных рук, и они, как пауки, расползлись во все стороны; вдруг появились песочные часы, в которых песчинки сыпались снизу вверх; в темноте плавала охваченная пламенем рыба; крошечный робот на трёхколёсном велосипеде проткнул копьём каменного голубя, который тут же стал пеплом, а по пояс оголённый великан с совершенно лысой головой непрерывно стягивался и растягивался, как мехи гармошки…

Одни видения всё быстрее и быстрее сменялись другими, и все они исчезали в конце концов в сосуде с пуншем, который при этом всякий раз вскипал и шипел, словно в жидкость окунали раскалённую железку.