– А вы не подозревали докторов Гровена и Флетчера в сексуальных отношениях с нею?

– Нет, они слишком старые. У Тати были козыри, позволявшие ей получать то, что она хотела, а старые пердуны ей были без надобности.

Он достал ее фотографию из потрепанного бумажника. На ней Татьяна с отвращением отбрасывала гольца, которого только что поймала.

– Я сделал этот снимок в заливе Ледников. В тот день там никого не было, кроме нас. Во всяком случае, никого, с кем она могла бы изменить мне. Это был самый прекрасный день в моей жизни, самый наполненный. Даже когда вышел мой первый диск, я не испытал такого подъема. И это вам говорит музыкант. Нет, правда, я никогда не встречал такой классной бабы. Как говорится, не в обиду будь сказано.

Несмотря на длинные, всклокоченные волосы и запинающуюся походку, Брэд внушал Кейт симпатию, и она не могла представить себе, как музыкант врывается в лабораторию, чтобы прикончить свою подругу и ее коллег-прелюбодеев.

– Извините, что я опять возвращаюсь к этому, но не мог ли кто-нибудь из любовников Татьяны, как бы это сказать… устроить стрельбу из-за ее неверности?

– Единственный, кого я знаю, это хренов доктор, которого я помял в коридоре госпиталя.

Брэд сменил диск. «Californication» у «Ред Хот Чили Пеперс» прозвучало, как взлет реактивного самолета. Он схватил свою бас-гитару и взял несколько аккордов. Кейт смотрела на него. У Брэда было лицо ангела, скрытое бородой, грязными волосами и завесой табачного дыма. Когда песня закончилась, он уменьшил звук и сказал Нутак:

– На вашем месте я смотался бы в Калифорнию к Честеру О'Брайену.

– Бывшему советнику Рейгана?

– Татьяна целый год была у него медсестрой. Но она никогда ни словом не упоминала про этот период своей жизни, за исключением одного раза, когда мы устроили вечерок с дурью. Понимаете, при этом в рот не берут ничего, кроме гранатового сиропа и шоколадных лепешек, что, впрочем, похоже. Татьяна в ту ночь была здорово под кайфом. Как обычно, мы поругались, и я ляпнул, что она губит свою жизнь, давая всем и каждому. И вот тут она мне выложила, что стоит ей захотеть и она завтра же станет миллионершей. Ей достаточно только звякнуть О'Брайену. Ничего больше узнать не удалось. Она уронила на пол косячок и отключилась. А когда проснулась, ничего не помнила, так она, во всяком случае, утверждала.

Брэд направил ее на заминированный след. Советник экс-президента Соединенных Штатов внезапно оказался в списке подозреваемых. Получив эти новые сведения, она поблагодарила Спенсера и направилась к двери.

– Мисс Нутак!

Стоя на пороге, она обернулась.

– То, о чем я вам сказал, я никому до сих пор не говорил. Это меня не касается. Но если это поможет вам найти гадов, которые убили Татьяну, я готов дать письменные показания. Тем более что вы не похожи на обычных копов. Глядя на вас, никак не подумаешь, что вы из ФБР.

Определенно у Спенсера был очень личный взгляд, позволяющий ему судить о людях. Кейт уже выходила, и тут он предложил проводить ее до машины.

– Думаю, я найду дорогу, – успокоила она его.

– Да нет, я не сомневаюсь в вашей способности ориентироваться, но место здесь опасное.

– Я знаю, полиция сюда никогда не заглядывает. Но вы не беспокойтесь, все будет хорошо.

Пока она дошла до «тойоты», стужа развеяла эмоциональный подъем, согревавший ее изнутри. Замерзшая, она тронула машину с места и медленно поехала в направлении города. Она вся была в мыслях о молодом музыканте, и вдруг в зеркале заднего вида увидела фары. Ее преследуют? А какие еще причины могут заставить поехать по этой дороге, да еще в такую отвратную погоду? Кейт увеличила скорость. Чересчур. Перед ней возникло препятствие. Она резко нажала на тормоз, вгрызаясь цепями в снежную корку на дороге. Ее бампер ударил по грузовичку, стоящему поперек дороги. Она бросила взгляд назад. Фар преследователей не было видно.

Кейт подняла меховой воротник своей парки, поглубже натянула шерстяной шлем и пошла осмотреть в свете противотуманных фар грузовичок. Дверца пикапа была открыта, мотор работал. Она позвала водителя, сделала шаг вперед и поскользнулась. Кейт раскинула руки, чтобы смягчить падение, однако земли не коснулась. Она зависла в стылом тумане, и холод уже начал прихватывать ее. Окоченевшая от мороза, проникающего в поры ее тела и обжигающего легкие, она с опозданием поняла, что с нее срывают одежду. Она вырывалась, дергалась, вертелась, стараясь не дать стянуть джинсы, но они неумолимо сползали у нее с ног, а ей в это время отвешивали пощечины и сдирали свитер. Голой пяткой (обуви на ней уже не было) она ударила по чему-то твердому и тут же получила по зубам, да так, что у нее искры из глаз посыпались. Оглушенная и все так же пребывающая в подвешенном состоянии, она вырвала одну руку и врезала кулаком по капюшону. Видно, она попала куда нужно, потому что в результате этого апперкота ей удалось высвободить вторую руку. Но ее держали за ноги, и Кейт упала, стукнувшись затылком. Чья-то нога вдавила ее лицо в снег. Почти задохнувшись, она перестала сопротивляться, надеясь тем самым дольше задержать воздух в груди. Налетчики же тем временем срывали с нее белье, да так свирепо, что у нее было ощущение, будто с нее сдирают кожу. При вдохе она вдыхала только снег. Ледяная жидкость заполняла ей бронхи. Когда она наконец подняла голову, то первым делом выхаркнула воду и увидела, как грузовичок растворяется в тумане. Она лежала совершенно голая. Кейт свернулась клубком, чтобы остановить дрожь, и протерла глаза от замерзших слез, которые мешали ей смотреть. Ее одежда исчезла, но «тойота» по-прежнему стояла на дороге. Однако ее снова заставили лечь лицом в снег. Причем проделано это было даже резче и грубей, чем в прошлый раз. Над ней раздался голос:

– Где кассета?

О чем он? А голос повторял и повторял этот вопрос, как будто заело пластинку. Кейт вырвало ледяной водой, забившей горло. Она ничего не понимала.

– Ты ведь какое-то время работала вместе с Боуманом?

– Верните мне одежду, и я вам отвечу на любой вопрос.

– Нет, сперва ответь.

– Да, я сотрудничала с ним по одному делу. А что такого?

– Он должен был сказать тебе, куда он затырил кассету. Говори, сука, или мы тебя оставим здесь замерзать.

– Я не знаю… ни про какую кассету…

– Тогда ты нам без пользы и подохнешь здесь.

Мозг Кейт был наполовину парализован. Мысли, едва возникнув, покрывались инеем. Напрягая ледяной лабиринт, в который превратился ее орган мышления, она попыталась вывернуться:

– Кассета у меня в кабинете. Я вам ее привезу.

– Блефуешь, сука. Что на этой ленте?

– Не знаю. Да, Боуман попросил меня сохранить ее, если с ним что-нибудь случится.

Она не соображала, что говорит, и это чувствовалось.

– А чего ж ты не посмотрела, что на ней, после того как Боумана убили?