Общежитие Рэйни находилось совсем недалеко, через парк. Парк промелькнул мимо меня как мираж. В вестибюле сидел вахтер и лениво листал какую-то газету.

— Пожалуйста, — прошептала я без голоса, — можно в пятьсот пять?

Он посмотрел на меня так, будто я попросила его покончить с собой.

— Девушка, вы в своем уме? Час ночи, мужское общежитие, и документов, наверное, нет…

Да какие на фиг документы!

— Я вас умоляю, мне нужно просто войти, на одну секунду, — это были остатки голоса. Но мой вид его не вдохновил, и не мудрено — я была похожа на наркоманку в судорожных поисках дозы.

— Идите домой, мисс, и приходите утром. Не заставляйте меня вызывать полицию.

— Вы можете хотя бы подняться и позвать Рэйни Хата?

— Никого я не буду звать. Вы меня поняли?

Я вышла и медленно побрела по улице к дому Фокси, отчаянно матеря про себя вахтера. Однако он, на удивление, немного успокоил меня — если бы что-то произошло, кто-то бы услышал, наверное, тем более ночью… Да что могло произойти? Уже выйдя на нужную улицу, я худо-бедно убедила себя, что сама напустила на себя страх плюс Рэйни постарался, и он еще свое получит… хотя мне бы сейчас только увидеть его… просто увидеть…

Консьерж из подъезда, где Фокси купила богемную квартирку в пентхаузе, прекрасно меня знал и был запрограммирован впускать в любое время дня и ночи. Так что здесь проблем не было никаких.

— Фокси дома? — спросила я.

— Насколько я знаю, миз Лютор пришла около одиннадцати и с тех пор не выходила.

— Спасибо.

Лифт привез меня на самый верх. Я ринулась к двери, чтобы не позволить себе пускаться в размышления, и позвонила.

Тишина.

Я надавила на кнопку сильнее и держала, пока палец не заболел. Потом достала свой дубликат ключа и отперла замок. Мной будто кто-то руководил — и спасибо ему, потому что иначе я уже валялась бы в обмороке, и двери лифта стукались бы об мою голову.

— Фокси! — осторожно позвала я, хотя в глубине души давно понимала, что мне никто не ответит.

Я включила свет.

Как истинная киноманка, я миллион раз видела такие сцены в кино и морально была к ней готова. Может, поэтому я не потеряла сознание и не заорала, как любят делать главные героини — блондинки с пышным бюстом. А может, потому, что я не совсем блондинка и бюст у меня средний.

Основное количество крови впитал светлый ковер, и на нем она смотрелась не особенно зловеще — просто широкие темные разводы, еще не просохшие. На стеклянном столике растеклась яркая глянцевая лужица, которая нашла дорогу вниз и падала медленными каплями в слипшийся ворс ковра. В комнате стоял тяжелый пряный запах, и повсюду валялись какие-то мокрые обрывки и огрызки — я даже думать не хотела, что это такое. Я вообще думать не хотела. И не хотела заглядывать в ванную, куда вел широкий кровавый след по паркету. Я видела перед собой только включенный комп Фокси с домашней страничкой-бланкой и клавиатурой, залапанной кровавыми отпечатками пальцев. Кровь на мышке уже запеклась, и она казалась вымазанной малиновым джемом.

Я повернулась и тихо вышла.

* * *

С того времени, как я поняла, что Рэйни исчез, из дома я выходила только раз — на похороны Фокси. А между тем происходили невиданные вещи. Меня не вызывали в полицию, хотя консьерж прекрасно меня знал и видел; на Рэйни, как исчезнувшего без вести и конфликтовавшего с Фокси, не вешали никаких собак. Да и вообще ни на кого. Расследование умерло, не родившись. А я-то была уверена, что Аттила Утор снимет с нас три шкуры независимо от степени нашей вины. Что ему будет все равно, кого обвинить в смерти дочери. Я не спала сутки и придумывала, как мы с Рэйни будем объясняться с полицией, но объясняться не пришлось.

И меня, честно говоря, больше тревожил Рэйни, чем Фокси, как бессердечно это ни звучало бы. Где она, я точно знала, а вот он… Его мобильник теперь был отключен, в общежитии его не видели. Вахтер все-таки впустил меня под присмотром, когда я устроила истерику, но выяснить ничего не удалось. Никакой крови и следов борьбы. Все вещи лежали на местах, будто Рэйни только вышел на секунду за сигаретами и сейчас вернется. Но он не вернулся. Ни сегодня, ни завтра, никогда.

Пойти на похороны Фокси, организованные с не меньшим размахом, чем могла быть ее свадьба, было затеей никудышной. И я поняла это, увидев закрытый гроб. Я, честно говоря, представляла, как Фокси лежит на атласной подушке в подвенечном платье от Валентино выше колен, черные волосы тщательно уложены, маникюр идеальный, а туфли — из последней коллекции какой-нибудь акулы подиума. Вот-вот она откроет глаза и скажет: «Чушь!» или что-нибудь в этом роде — и я пойму, что все это розыгрыш.

Но гроб, похожий на шикарный трехкамерный холодильник, был закупорен, как консервная банка, и можно было только догадываться, что прячется внутри. Стоя рядом, прикасаясь рукой к его холодной поверхности, я выстроила в сознании новый образ: лицо и тело Фокси — мозаика, пазлы, собранные наспех и сшитые толстыми нитками. Многие перепутаны, а те, которых недостает, заменены вырезками из глянцевых журналов.

Я отшатнулась от гроба и убежала в последний ряд. До меня долетали отдельные фразы о том, какая это была замечательная девочка, и какая это жуткая потеря для семьи и общества. А я оглядывалась в поисках Рэйни, но видела только черную толпу под вуалями. Его здесь не было.

Среди потока слов я уловила что-то про ее замечательную улыбку и вдруг вспомнила, что первая фотография Фокси в журнале была стилизована под Мону Лизу. Это вызвало у меня приступ истерического смеха, который при всем желании невозможно было закамуфлировать под плач или кашель. Я икала от хохота, истекала слезами, испытывая терпение окружающих, пока не потеряла надежду успокоиться и не поползла к выходу, согнувшись пополам.

Уже выходя, я оглянулась. Аттила Утор стоял у гроба, но смотрел в мою сторону. Или в сторону двери — не знаю. Но я запомнила его лицо — тяжелый взгляд, мало подходящий убитому горем отцу.

На кладбище меня не было, и последний лимузин Фокси отправился в путешествие без напутствия лучшей подруги. Это было для меня слишком.

В отличие от вечно мятущейся Фокси, я прекрасно осознавала свое призвание с младых ногтей, и это немало мне помогло. Правда, я чуть не завалила последний год, увлекаясь водкой с тоником (побольше водки, поменьше тоника!) и горькими воспоминаниями, но вовремя взяла себя в руки и уговорила жить. Надо сказать, я как-то попроще стала, что ли — и вести себя, и смотреть на жизнь. Есть многое на свете, друг Горацио… но клянусь — с меня достаточно. Реабилитационный центр потенциальных алкоголиков уже ждал меня с распростертыми объятьями, а я взяла и предпочла ему медицинский университет. И меня приняли. А потом я встретила Перри и Джоша — мою новую семью.

Жизнь налаживалась.