Подойдя поближе, Уитни с удивлением обнаружила, что почтивсе стойла заняты. К каждой дверце была привинчена медная табличка. Уитниостановилась у последнего, углового стойла и прочла кличку, выгравированную натабличке.

— Ты, должно быть, Мимолетное Увлечение, — сказала онапрекрасной гнедой кобылке, гладя ее по атласной шее. — Какая милая кличка!

— Вижу, по-прежнему любите беседовать с лошадьми, — фыркнулкто-то за спиной.

Уитни поспешно обернулась, широко улыбаясь высокому худому,как палка, Томасу, старшему конюху отца. В детстве Томас был поверенным ее тайни сочувствующим свидетелем всех выходок, проделок, взрывов негодования инесчастий.

—  — Поразительно, до чего много у отца лошадей! — заметилаона после того, как они обменялись приветствиями. — Интересно, зачем емустолько?

— В основном чтобы объезжать. Однако не стойте здесь, я хочукое-что показать вам.

Знакомые запахи масла и кожи встретили Уитни, когда она вошлав прохладную конюшню, моргая, чтобы привыкнуть к полумраку после яркогосолнечного света. В конце коридора двое конюхов пытались усмирить великолепноговороного жеребца, привязанного к столбу, пока третий прилаживал ему подковы.Однако жеребец недовольно тряс головой, фыркал и пятился, насколько позволяладлина веревок.

— Опасный Перекресток, — гордо провозгласил Томас. — Имечкокак раз для него!

— Он уже объезжен? — осведомилась Уитни, с восторгомпредставляя себя сидящей на спине этого прекрасного создания.

— Отчасти, — хмыкнул Томас. — Но, как правило, он пытаетсяукротить наездника. Самое капризное животное в мире. Сейчас он вроде бы готовсдаться и покориться хозяину, а в следующую минуту может размазать тебя позабору. Стоит чем-то вывести его из себя, и он бросается на врага, словноразъяренный бык.

Томас поднял хлыст, чтобы показать на другое стойло, ииспуганная лошадь утроила усилия освободиться.

— Тпру! Полегче, полегче, — уговаривал один из конюхов. —Мастер Томас, не могли бы вы спрятать хлыст за спину?

Поспешно выполнив просьбу, Томас С извиняющейся улыбкойобъяснил Уитни:

— Не выносит одного вида хлыста. На прошлой неделе Джорджпопытался отогнать его от забора и едва не отправился к Создателю. Но Бог сним, с этим жеребцом. Я хочу показать вам что-то.

И Томас повел Уитни к другому выходу из конюшни, где ещеодин конюх вел, а вернее, почтительно сопровождал чудесного гнедого жеребца сбелоснежными «чулочками» на ногах.

— Хан? — шепнула Уитни, и, прежде чем Томас успел ответить,гнедой потыкался носом в бедро девушки, явно разыскивая карман, где онакогда-то держала лакомства, которыми угощала четыре года назад совсем ещемаленького жеребенка.

— Как он теперь? Когда я уезжала, Хан был слишком мал дляседла.

— Почему бы вам самой не проверить? Другого ободрения Уитнине понадобилось. Придерживая зубами хлыст, она потуже перевязала бирюзовуюленту, стягивающую волосы на Затылке. Опасный Перекресток мгновенно взвился надыбы, едва не сбив с ног конюха.

— Спрячьте кнут! — резко бросил Томас, и Уитни поспешноподчинилась.

Хан нетерпеливо пританцовывал, пока его вели из стойла.Уитни поставила ногу на скрещенные руки Томаса, грациозно скользнула в седло и,направляя коня к воротам, предупредила:

— Я давно не каталась верхом. Если Хан вернется один, ищитеменя на полпути между поместьем и домом отца леди Эмили.

Когда Хан подрысил к входной двери дома Эмили, занавеска нашироком окне с эркером чуть дрогнула, и мгновение спустя на крыльцо вылетеласама леди Арчибалд.

— Уитни! — радостно вскричала она, бросаясь подруге на шею икрепко обнимая. — О Уитни, дай мне поглядеть на тебя! — Эмили, смеясь,отстранилась, все еще сжимая руки Уитни в своих. — Ты настоящая красавица!

— Это ты изумительно выглядишь, — запротестовала Уитни.

— И не потому, что я такая уж красавица, а потому чтосчастлива.

Девушки рука об руку направились в гостиную. Стройныйсветловолосый мужчина лет около тридцати встал при их появлении.Зеленовато-карие глаза приветливо улыбались. Эмили вне себя от восторгапоспешно пробормотала:

— Уитни, могу я представить своего мужа…

— Майкла Арчибалда, — закончил тот за жену, прежде чем онауспела произнести его титул, который, вероятно, мог бы смутить Уитни и статьпреградой старой дружбе. Этот простой, неподдельно искренний и приветливый жестне остался незамеченным как Уитни, так и сияющей Эмили.

Через несколько минут он извинился и оставил подругпобеседовать вдвоем, занятие, которому они со страстью предавались последующиедва часа.

— Пол был здесь утром, — сообщила Эмили, когда Уитнинеохотно встала, чтобы уйти. — Приехал поговорить с моим отцом о чем-то.

Смущенная улыбка мелькнула на губах Эмили.

— Я… то есть… подумала, что не повредит… если я… как бымежду делом… повторю рассказ месье Дю Вилля о том, каким успехом тыпользовалась во Франции. Хотя, — добавила она, неожиданно перестав улыбаться, —не уверена, что месье Дю Билль оказал тебе услугу, упомянув об этом вприсутствии Маргарет Мерритон. Он, можно сказать, вонзил ей нож в самое сердце,поведав о твоих победах, и теперь она ненавидит тебя еще больше, чем раньше.

— Почему? — удивилась Уитни, выходя вместе с подругой вхолл.

— А почему она всегда терпеть тебя не могла? Наверное,потому, что ты богаче всех нас. Хотя теперь, когда она так занята нашим новымсоседом, может быть, соизволит хотя бы ненадолго быть с тобой любезной. — Изаметив недоуменный взгляд Уитни, пояснила: — Мистер Уэстленд — наш новыйсосед. Судя по тому, что говорила мне вчера Элизабет, Маргарет считает егосвоей исключительной собственностью.

— Как Элизабет? — осведомилась Уитни, совершенно забыв оМаргарет при упоминании имени своей соперницы.

— Такая же хорошенькая и милая, как всегда. И лучше тебесразу узнать, что Пол сопровождает ее повсюду.

Уитни думала о последних словах Эмили, пускаясь галопом понезасеянному полю, принадлежавшему отцу Эмили. Элизабет Аштон всегда былатакой, какой хотела стать сама Уитни, — воспитанной, вежливой, скромной,миниатюрной и к тому же блондинкой.

Ветер рвал ее волосы, высвобождая их из бархатной ленты,распуская по плечам. Хан с поразительной резвостью мчал ее вперед, оставляяпозади милю за милей. Девушка с сожалением натянула поводья, заставив егоперейти на рысь, а потом и на шаг, когда они очутились в лесу и двинулись потропинке. Испуганные зайцы шарахались из-под копыт и прятались в зарослях,белки сновали по деревьям, с любопытством глядя на молодую всадницу.