– Толку от вашей авиации никакого, мои пластуны и казаки действуют быстрее и надежнее.

– Хорошо, проверим организацию разведки, это входит в мои обязанности. Где расположен 11-й авиаотряд?

– Уточните в штабе третьей армии. Я такими мелочами не занимаюсь.

«Ладно, мы не гордые. Сами найдем», – подумал я и почти сразу увидел Петра Николаевича Нестерова, с помощью которого 2-й армейский корпус Шейдемана, в котором помощником начальника артиллерийского управления служил его старший брат Николай, совершил свой замечательный марш по незащищенным тылам 8-й армии немцев. Братья тогда поработали на славу, составив тот маршрут, по которому двигался Шейдеман. В чем-чем, а в разведке Петр Николаевич разбирался очень неплохо. Вот только рука у него была на перевязи, он прихрамывал, и его летная куртка была без погон. А тут даже морским летчикам приказали пришить погоны. К нам он не подошел, стоял под деревьями, дожидаясь, когда закончится смотр. На мой первый вопрос он ответил:

– А я уволен от армии за преднамеренную порчу ценного имущества.

– Это как? Что испортили, Петр Николаевич.

– Намеренно ударил стойками шасси «альбатрос», проводивший разведку в районе Жолквы. Оборвался двигатель, машину пришлось покинуть. Если бы не ваш парашют, Степан Дмитриевич, мы бы с вами не разговаривали. Не рассчитал немного, удар сильный получился, ручкой руку сломало, а ногу повредил при приземлении.

– Главное – живой, и мы еще повоюем.

– Мне присудили выплату 9652 рублей за тот «Моран-Солнье Же». Таких денег у меня отродясь не водилось.

– Какого завода?

– «Дукс» московский.

– Ну, Меллер-Брежневу я напишу, пусть выделит вам такую машину, мы с ним рассчитаемся по поставкам двигателей. Так что не волнуйтесь, Петр Николаевич. Мы тут телеграмму давали, чтобы восемь площадок подготовили, просили это сделать через ваш отряд.

– Ну, там теперь штабс-капитан Липгард командует, меня еще восьмого числа отстранили от командования. Телеграмму такую получали через штаб третьей армии. Одну площадку еще при мне подготовили в Городке, Гродеке.

– Там железная дорога есть?

– Есть.

– Вон Борейко, он у нас начальником штаба, вы, кажется, знакомы. Подавайте рапорт, переходите под мое командование.

– Рад стараться, ваше превосходительство!

– Петр Николаевич, не на параде. Гипс – когда снимают?

– Еще десять дней таскать.

– Ну, вот за это время подготовитесь к полетам на трех новых машинах. На СКМ-2М давно не летали?

– Я же из первого выпуска, только СКМ-1.

– Значит, на четыре машины готовьтесь. Михаил Федоровичу скажите, чтобы командующему по вашему поводу телеграмму подготовил.

В принципе, я был знаком практически со всеми летчиками первых шести выпусков, затем несколько оторвался от учебного процесса, стало не до того. Нестеров был одним из лучших выпускников, что доказал при проведении разведки в Восточной Пруссии, после чего пошел на повышение. Но из-за этого был переведен в армию и летал на очень устаревших машинах, на которых и производили воздушную разведку, чтобы не спугнуть противника. Ничего, человек он опытный и обстоятельный, новые машины освоит быстро.

Позже, уже в Городце, Петр Нестеров и Павел Липгард познакомили всех нас с обстановкой на фронте, с точки зрения авиации. Несмотря на «отсталость» австрийской армии, в полосе наступления действует до 40 самолетов противника и два десятка дирижаблей немецкой постройки. Кроме того, имеется большое количество воздушных шаров с наблюдателями-корректировщиками. Вооруженных самолетов они не встречали. Отмечались действия бомбардировочной авиации на самолетах Таубе, но их боекомплект состоял из 5–6 осколочных гранат. Прицелов не было. Бомбежки в основном проводились с использованием дирижаблей. Вот такой «Альбатрос Таубе» и стал первым в мире самолетом, сбитым таранным ударом.

Семь эскадрилий истребителей-бомбардировщиков по 12 машин в каждой, плюс 9 еще не собранных и не облетанных «Муромцев-М». Местную авиацию можно было не считать. Армия у меня не купила ни одной машины. Кстати, все И-1 и И-1М принадлежат акционерному обществу Гирс и Со, кроме одной машины, на которой иногда летает командующий авиацией флота. Их время еще не пришло, а мощный двигатель – это большой расход топлива и малое время полета. 560 сил требовалось «кормить», а бензин в стране практически не производился. Летали на адской смеси керосина или низкооктанового бензина «44», медицинского спирта и эфира, и касторового масла. Горючее для четырех, имеющихся в отряде, И-1М я доставлял помимо Интендантского управления, как флота, так и армии, так как в списке закупаемых горюче-смазочных материалов бензины Б-70 и БГ-70 не значились. Установки по их производству были изготовлены в Гатчине, пришлось кланяться в ножки Александру Михайловичу, который свел меня с малоизвестными владельцами небольших месторождений на Кавказе и Тамани: Армаисом Арутюновым и Владимиром Шуховым. У обоих инженеров были интересные решения в части погружных насосов, и на их участках имелась «белая нефть», которая была всем хороша, но очень быстро испарялась. Когда в 13-м году у меня состоялся «золотой дождь», то вместе с этими товарищами мы создали еще два предприятия по добыче и переработке в высокооктановый бензин этой самой белой нефти. Можно было, конечно, обратиться к Нобелям, хозяевам всех нефтеносных пластов в Баку, но соревноваться с такими монстрами мне было некогда, Вогау за глаза хватало! Мощность первых установок по каталитическому крекингу нефти была не слишком велика, плюс, естественно, пошли различного рода задержки технологического и организационного порядка. Молодой и очень вспыльчивый Армаис, армянин по происхождению, достаточно быстро «забузил», так как его погружной насос показал недостаточную надежность из-за того, что быстро забивался песком, поэтому мы перешли на плунжерные насосы, которые предложил я вместе с «качалками». Производительность у них, конечно, меньше, а вот надежности им не занимать. Пришлось выкупать долю Арутюна и права на землю, на которой находились скважины, и передавать ее Шухову, который оказался более надежным компаньоном, чем молодой и горячий кавказец. Получив деньги, еще до начала войны, в 14-м году тот выехал в США, и неплохо там устроился, попав на очередной нефтяной бум: флоту требовался мазут, а он производится из нефти. Свой погружной насос он довел до нормального состояния и на мощных, ненасыщенных газом пластах он давал отличные результаты. Увы, месторождения, которые были в нашем распоряжении, этими параметрами не обладали. Да и к тому же плунжерные насосы с качалками еще не были изобретены к тому времени, так что такой патент лишним не оказался. Перед самой войной мы встречались с Шуховым, запас бензина у него был почти сто тысяч пудов. Так как моими усилиями он превратился в поставщика мазута для флота и совершенно не бедствовал, то «прихоть» совладельца его совершенно не беспокоила. Ректификационные колонны давали не только бензины, но и керосин, и темные сорта нефтепродуктов. Когда накапливалось достаточное количество белой нефти, то он выпускал партию бензина, часть которой «бодяжил» с керосином и тоже продавал как автомобильный, в то же Интендантское управление флота. Доказывать интендантам, что надо бы закупать бензин, было себе дороже. Не было противников для И-1М, а машина сложная для освоения летчикам слабой квалификации. Так вот и начали осваивать небо Галиции. Зачем? Не совсем понятно.