– Ваше высокопревосходительство! Частям Гвардейского корпуса требуется отработать взаимодействие с частями нашего корпуса, изучить сигналы управления и наведения на цель.

– Батюшки святы, да на кой это нужно? Что вы со своими «жужжалками» можете? Другое дело нам подсказать: где ворог затаился, это было бы к делу.

– Вы же у генерала Кауфмана служили, помнится?

– Имел честь быть его адъютантом, так что вместе с ним всю туркестанскую кампанию прошли.

– Ну, тогда видели, как беркут охотится. Кружит себе в воздухе, высоко кружит, из винтовки его не сбить, а потом – раз, и пикирует на цель, один удар, когти в спине, а он глаза выклевывает. А когда его наездник на руке везет, то он дает команду беркуту, снимая ему с глаз колпачок и подбрасывая его в сторону цели. Вот так и с нашими аэропланами. Сами по себе мы будем долго кружить, тратить горючее, и можем ничего не увидеть, а тут ваши гвардейцы нам знак выложат, да пару цифр, где искать. Мы прилетим и ударим.

Еле-еле уговорил его выделить батальон и направить его на полигон под деревней Рукла. Тем не менее каким-то образом чуть позже стало известно, каким именно, генерал сумел организовать показ этого действа будущим руководителям наступления на Кенигсберг. От меня он держал все в тайне, и мы не были в курсе, что кроме гвардейского батальона будут задействованы войска 3-го армейского корпуса генерала от инфантерии Епанчина и 1-й гвардейской кавалерийской дивизии, только что выгрузившейся из эшелонов и направляющихся на данный полигон. Инспектировать эти войска направился сам генерал Ренненкампф. Гвардейцев об этом тоже не предупредили. Но у них был телефон, который провели на гарнизонную радиостанцию. Через нее мы могли получать сообщения и отвечать на них.

Обнаружив выдвигающиеся в его сторону войска, командир батальона капитан Свищов снял трубку и позвонил на радиостанцию, отправив заодно своего ординарца в Руклу. Получив сообщение, я поднял два звена СКМ-2М и пару И-1М. В момент, когда мы их обнаружили, к походной колонне приблизился экипаж генерала Ренненкампфа и сопровождающая его полусотня «Дикой дивизии», горцы кавказские. Само собой разумеется, что во время встречи начальства в небо никто не смотрит. Мы же убавились до самого малого и открыли холостой огонь из пулеметов. Бомбы сразу, даже керамические, бросать не стали, но конница бросилась врассыпную. Открытая коляска с командующим округом перевернулась, но самого командующего в ней не было. Сделав два захода и полностью освободив дорогу, мы высыпали «подарки с неба», в виде цветных столбов мела. СКМ пошли домой, а нам с капитаном 2-го ранга Дорожинским пришлось садиться на «разбомбленную дорогу» за клизмой с патефонными иголками. Выпустили шасси и сели.

Начальство все пыли и в мелу, орет так, что шум двигателя тише.

– Начальник инженерно-оперативного отдела авиации армии и флота инженер-контр-адмирал авиации Гирс, – представился я.

Следом за мной представился командир первого истребительного авиаполка ВМФ Дорожинский.

– Что вы творите?

– Отрабатываем с 6-м гвардейским батальоном Кексгольмского полка сигналы наведения авиации на цель. В качестве цели нам была обозначена колонна кавалерии в районе полигона Рукла.

– А где шестой батальон?

– Вон там его позиции, кто-то от них скачет.

Шестеро конных, среди которых в простом казачьем седле и в бурке, несмотря на летнюю жару, прискакал 70-летний командующий гвардией. Скинув бурку на руки адъютанту, Константин Петрович, улыбаясь во все усы, откозырял и пожал руку всем генералам, за исключением меня.

– Это я послал этого наглеца посмотреть, как и что он сможет сделать с дивизией на марше. Ну, что сказать! Десяток его пилотов превратили дивизию в стадо. Прямо скажем, не самое приятное открытие. А если германец так навалится?

– Вот эти аэропланы предназначены для борьбы с себе подобными. Увидели авиацию противника – вызывайте нас.

– А что делать, пока вы летите?

Я достал отпечатанные в отделе брошюры по организации противовоздушной обороны и наблюдения на марше, в наступлении и в обороне.

– Их у вас много, таких наставлений? – спросил командующий округом.

– Здесь не очень, но в Петербурге их напечатано достаточно.

– Они нужны здесь! – слегка повысив голос, сказал Павел Карлович.

– Дайте телеграмму в 8-й отдел Генштаба. В уголочке ее номер. Открытым текстом название не упоминать. По планам Генштаба, три эскадрильи будут поддерживать наступление вашей армии, ваше высокоблагородие, еще четыре – 2-ю армию. Кроме того, в моем подчинении находятся достаточно значительные силы авиации, но подчиняемся мы Ставке. Требуется отработать взаимодействие между приданными вам частями нашего корпуса и вашим штабом.

– Почему так поздно? Это требовалось сделать еще год назад!

– Такие указания мы давали, не только я, но и Адмиралтейств-совет. Военный министр имел подробные указания. Остальное от меня не зависит.

– Из рук вон плохо! Напротив нас стоит 8-я германская армия, которая превосходит нас только по численности в шесть раз. Идет задержка с развертыванием уже в два месяца, плюс наш «варшавский друг» совершенно не торопится и направляет свои войска к границе пешим порядком. Им топать полтора месяца. – «Варшавским другом» Павел Карлович назвал генерала Жилинского, командующего Варшавским округом и 2-й армии. Я сам дважды ездил и летал в Варшаву, но «не был удостоен чести лицезреть» самого титулованного генерала императорской армии, имевшего 21 «боевую» награду, при этом не участвовавшего ни в одной из многочисленных кампаний русской армии. Однако в планах Генштаба именно он планировался командующим Северо-Западным фронтом. Генерал Самсонов еще отдыхал на Кавказе, пил минеральную воду и вел неторопливые беседы на тему будущей войны. В Варшавском округе все приходилось подготавливать на местах, без участия руководства округа. Здесь, в Вильно, несмотря ни на что, мы подготовили склады, аэродромы, телеграфные станции, несколько радиостанций (громадный дефицит тех времен, только французского или английского производства, было несколько «Телефункен», но использовать их запрещалось каким-то приказом Сухомлинова). Судя по всему, армия Самсонова была обречена еще на уровне подготовки к наступлению.

Первая армия имела мобилизационный план, предусматривающий трехдневный выход на рубежи всех соединений. Сразу после того, как командующий осмотрел подготовленные к противовоздушной обороне позиции 6-го батальона, для чего в батальон были поставлены треноги и прицелы системы Колесникова в двух вариантах: отдельная тренога для установки тела пулемета без станка, и присоединяемая к станку тренога, позволяющая быстрее развернуть зенитную огневую точку, в Вильно состоялось мое знакомство со всеми командирами дивизий и корпусов, кроме еще не прибывших. Да, мы, конечно, припозднились с этими занятиями, но все наши просьбы провести их ранее уходили как в песок в военном министерстве. Станки Колесникова еще в 1913 году были отклонены военно-инженерным управлением, а они были в два раза легче, чем Максим-Виккерс. Но мы не оставили в беде талантливого инженер-капитана. Кстати, знаменитый ПВ-1 появился на 14 лет раньше, и сделал его тот же самый мастер Дегтярев, который предлагал еще в 1912 году свой «вариант» «Максима», со сменными стволами и маленькой затворной рамой. Сейчас доводит синхронизатор, а стволы сразу встали на штатные места, там, где стояли старые «максимы» с водяным охлаждением. Тем не менее кое-какой запас, то есть задел, у нас имелся, поэтому передача в войска первой линии на этом участке фронта приспособлений для организации ПВО участка началась немедленно. Кроме того, поступило два зенитно-пулеметных дивизиона на автомобилях «Уайт» и «Руссо-Балт». В общем, несмотря на подавляющее превосходство в авиации, мы сухопутчиков не забыли, так как со связью в армии было не просто плохо, а она попросту отсутствовала. В дефиците были даже провода для телефонов, да и самих телефонов было очень мало. Бельгийцы не слишком торопились выполнить и этот заказ.