– Да директриса задержала. Все пытала меня, кого я зарезал, кого ограбил, – ответил второй голос, в котором Гуров узнал Сорокина.

– А кого ты зарезал? – с интересом спросил незнакомый голос.

– Да пошел ты! – с досадой отмахнулся Дима. – И так тошно, еще ты тут… остроумный, блин. Ты бы лучше сказал, чего нам теперь делать.

– А чего делать? Продолжать себе спокойно жить. Чего истерить понапрасну?

– Ну да, конечно. Это ведь не к тебе из полиции приходили. Тебе истерить незачем.

– И тебе незачем, – спокойно ответил собеседник. – Он тебе что-то конкретное предъявил? Нет. Значит, и нет у них ничего.

– Ага. Нет ничего. А как они тогда на меня вышли? Если бы не было ничего, я бы про них ни сном ни духом не слышал, про ментов этих. А тут – на тебе, прямехонько на работу являются. Да директриса эта еще… Дура полоумная. Все нервы истрепала мне сегодня.

– Плюнь! Если каждую дуру слушать, никаких нервов не хватит. Раз он тебе ничего конкретного не предъявил, значит, ничего у них и нет.

– Ага. А как они тогда…

– Брось, Диман, ерунда это все! Просто не за что им зацепиться, вот и пробивают «на вшивость» – типа, может, ты сам себя выдашь. На понт берут.

– На понт? А почему он именно меня решил на понт взять? Почему к тебе не пришел, к Серому? Вы ведь тоже там были. А я, можно сказать, просто мимо проходил, всего-навсего на стреме стоял. А он именно ко мне прицепился.

– Решил, что ты из нас всех самый последний слабак и тебя проще будет заставить всех заложить, – смеясь, произнес незнакомый голос.

– Да ну тебя, Валек! – с досадой отмахнулся Дмитрий. – Я с тобой серьезно поговорить хотел, а ты все хохмишь.

– Да о чем тут говорить? Пропал человек, они ищут. Тычутся наугад, куда попало, надеются, авось клюнет. А ты не клюй. Вот и вся стратегия. Чего он тебе сделает? Увидит, что не сыграла фишка, потопчется, потопчется, да и отъедет с чем пришел.

– Хорошо бы, если так. Только я другого боюсь. Вдруг они решат, что это как-то связано.

– Что «это»?

– Ну, исчезновение это и… поджоги.

– А он спрашивал про поджоги? – Голос Быстрова сразу стал тревожным и настороженным.

– Нет, но… откуда я могу знать? Может, он специально не спрашивал. Ждал вот, как ты говоришь, когда я сам «расколюсь», слабину дам.

– На «чистосердечное признание» хотел купить?

– Вроде того. Он знаешь как давил! Да вы все заранее знали, да вы сговорились. Я даже подумал, что проще ему и правда рассказать, как все было. Безопаснее. Так, по крайней мере, видно будет, что мы к исчезновению непричастны. А если начнет валить все в одну кучу, тут знаешь… тут и до «расстрельной» статьи недалеко.

– До какой «расстрельной» статьи? Ты чего несешь-то, Диман? Ты под кайфом, что ли? Очнись!

– А что? – не унимался Сорокин. – Очень даже просто. Ты знаешь, где он сейчас?

– Витек-то?

– Да.

– Само собой, нет.

– Вот и я не знаю. А если они завтра труп найдут? Или уже нашли? Кто его знает, с кем он там по ночам тусовался. Может, вообще с отморозками последними. Таким «на перо» посадить – что плюнуть. Сейчас им заяву кинули, они ищут. Вышли на меня. Или на тебя, допустим.

– Я-то при чем?

– Ну, я так, к примеру. Выйдут на кого-то из нас, узнают про эти пожары, да и придумают что-нибудь… подходящее. Скажут, например, что Витек знал все и заложить нас хотел, а мы его за это… того. Вот тебе и статья. Срок за убийство. И поди потом доказывай, что ты не верблюд. Им ведь главное – крайнего найти. А если уж вцепятся, то не слезут. И не докажешь ничего никогда. Им это запросто. Им если для «галочки» раскрытие нужно, они кого хочешь под статью могут подвести. Им только повод дай.

– Фантазия у тебя, Диман… безудержная просто, – с усмешкой проговорил Быстров. – Кому ты нужен под «расстрельную» статью тебя подводить? Просто шляются, формальности исполняют. Им сигнал поступил, они реагируют. Ходят, смотрят. Вопросы задают. Найдут – хорошо, не найдут – и так посидят. Им зарплата по-любому капает. А ты тут уже целый триллер сочинил.

– Да, конечно. Это ведь не тебя он целый час прессовал, как жлоба последнего. Тебе весело. А вот если бы попал на мое место, тогда посмотрел бы я, что бы ты сам сочинил.

– Не ной! Купи завтра пивка себе или в «Занозу» сходи, расслабься. Утром встанешь – все как рукой снимет. Главное, чтобы ты сам лишнего не наговорил. А уж они ничего не сделают. Им показания нужны, факты. Без показаний они никуда. И если ты о чем не надо проболтаешься…

– Да ни о чем я не пробалтывался, – в сердцах бросил Дмитрий. – Молчал как партизан на допросе. Наоборот, попытался его запутать. Про Ингу там плел, про то, что он в клуб по вечерам шлялся.

– Про Ингу? Про Ингу – это хорошо. Вот пусть с Ингой он и поговорит. Они дружили, как говорится, тесно, ее и спрашивать нужно о том, куда это дружок подевался. А мы знать ничего не знаем. Целый день на работе как проклятые, ночью – только до кровати доползти – мертвые падаем. Вот на это и нужно напирать. У Инги пускай спрашивают. Она больше нашего с ним общалась, значит, и знает больше. Так что если этот мент или другой кто снова с вопросами пристанет, так нужно им всем и отвечать. Мы, мол, не в курсе, спрашивайте у Инги.

– Да я, в общем-то, так и ответил, – сказал Дмитрий.

– Вот и правильно. И я буду так отвечать. И ребятам надо сказать. Чтоб у всех одно и то же было. Если они собрались Витька искать, пусть ищут. Это их работа. А у нас своя работа. И делать работу за ментов мы не обязаны.

– Точно!

Придя к такому логическому заключению, друзья поднялись с лавочки внутри веранды, на которой сидели во время разговора, и через минуту уже были в зоне видимости Гурова. Он поспешил отступить в тень, но Дима и Валек были слишком заняты своими мыслями, чтобы проверять, не наблюдает ли кто-то за ними.

Они уходили все дальше, и Лев уже не мог слышать содержание разговора, но это его не слишком расстраивало. Он был уверен, что все главное уже узнал.

С того момента, как в двух еще не горевших «оптовках» Арутюнова были «заряжены» видеокамеры, прошло уже довольно много времени. Никаких «тревожных сигналов» за это время не поступало, и Гуров уже подумывал о благовидном предлоге, под которым можно закрыть дело, будучи почти уверен, что все случаи инициировал сам Арутюнов. Именно потому он так легкомысленно относился к вопросу охраны, что и без видеокамер прекрасно знал, кто именно поджигает его товары. А теперь, когда это могли узнать и полицейские, бизнесмен, разумеется, был не заинтересован в том, чтобы «неожиданные» возгорания продолжались.

Мотив так и оставался неясным для Гурова, но существующее положение вещей сводило почти к нулю шансы его прояснить. Чтобы застать поджигателей на месте преступления, так или иначе необходимо было поставить в известность Арутюнова, а это было то же самое, что предупредить о засаде самих поджигателей.