мне было все равно, внутри все словно заледенело. На фоне смерти отца, все остальное казалось мелким и неважным.

На следующий день приехал семейный нотариус господин Грэди с помощником и пригласил на оглашение завещания. Первой гордо шествовала леди Лаура, опираясь на руку кузена, я с дамой˗наставницей, один из старых друзей отца, граф Камерат, приехавший из столицы накануне вечером, и несколько слуг, чьи имена назвал нотариус. Расположились в малой гостиной, нотариусу придвинули низкий столик, на который он выложил тонкую папку, дамы и господа расположились в креслах, слуги остались стоять вдоль стен.

˗ Итак, начнем, ˗ нотариус раскрыл папку и начал читать первый лист. ˗ Я, барон Григоир Ратив, все мое имущество, какое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, завещаю моей дочери баронессе Маркелле Ратив (описи имущества, драгоценностей и счетов в банках прилагаются). В права наследства она может вступить по достижению второго совершеннолетия в двадцать один год. До этого времени опекунами моей дочери и имущества назначаю графа Драгана Камерата и господина Патрика Грэди, нотариуса, ˗ нотариус слегка поклонился. ˗ Если Маркелла Ратив не доживет до двадцати одного года, то все имущество отходит старшему сыну моего двоюродного брата…

˗ Далее, моей жене, баронессе Лауре Ратив, назначаю ежегодное содержание в размере двухсот золотых, до момента вступления ею в повторный брак. А также ей причитаются драгоценности, подаренные ей за время нашего брака (список драгоценностей прилагается).

По мере чтения завещания с лица леди Лауры сползало выражение скорби, сменившись сначала недоверием, потом злостью. Она, то бледнела, то краснела, нервно мяла в руках платок. Вообще, двести золотых ˗ это очень даже щедрая сумма, на нее можно неплохо прожить, снимая небольшой домик, но у баронессы более широкие запросы, и она уже настроилась получить все. Да, уж, папочка, не знаю, чем тебе не угодила новая жена, но по носу ты ее щелкнул знатно.

Затем нотариус зачитал небольшие суммы, завещанные слугам, и на этом чтение завещания было завершено.

˗ Это подлог, я буду жаловаться, ˗ не выдержав, подскочила Лаура.

Нотариус недоуменно посмотрел на нее, перевел взгляд на завещание и пожал плечами:

˗ Ваше право, ваша милость, жалуйтесь.

После чтения завещания леди Лаура заперлась в своих покоях и до вечера ее никто не видел. Мы с опекунами обсудили мое ближайшее будущее, они дружно сошлись на том, что надо вернуться в пансион. Я ничего не имела против. К пансиону я успела привыкнуть, образование там давали хорошее, а опустевший дом казался чужим и холодным. Но до отъезда на правах наследницы я настояла, чтобы все завещанные мне драгоценности и ценные бумаги были собраны и помещены в банковскую ячейку до моего совершеннолетия, в том числе драгоценности моей матери, которые успела прибрать к рукам леди Лаура. Нет, я не мелочная и не мстительная, как сказала дама˗наставница, но чужое брать нехорошо.

2. Юность

Следующие пять лет я провела в пансионе, приезжая домой в поместье только на летние каникулы. Учиться мне нравилось, поэтому особых претензий у наставниц ко мне не было, хотя не обходилось без шалостей. Я сдружилась с некоторыми однокурсницами, к паре из них даже съездила в гости на каникулах, но от повторных визитов отказывалась. Первым делом в гостях меня всегда начинали расспрашивать из какого я рода, да какое у меня приданое. Все остальное время оценивающие взгляды старших родственниц, прикидывающих за кого бы из сыновей/племянников/внуков меня выдать замуж, очень напрягали и не способствовали приятному времяпровождению.

Так что чаще всего две недели зимних каникул я проводила в столичном доме дяди Драгана. Он давно овдовел и в одиночку растил троих сыновей, не желая жениться вновь и обходясь многочисленными любовницами. Все его сыновья владели магией и выбрали, как и отец, военную карьеру. Старший сын уже закончил академию и проходил обязательную службу на границе, два других еще учились и о женитьбе не помышляли.

Леди Лаура как˗то сумела найти подход к моим опекунам и получила разрешение жить в поместье. Точнее проводить там летние месяцы, в остальное время она предпочитала столицу, с ее балами, театрами и светскими раутами. Двухсот золотых на такой образ жизни было бы маловато, но и тут, подозреваю, дядя Драган пошел ей навстречу, рассчитывая, что она и меня введет в женское светское общество. Такая попытка даже была. На третьем году обучения дядя Драган сообщил, что эти зимние каникулы я проведу с мачехой в столичном доме, который он специально для нас снял. Он так привлекательно расписал, как мы с ней будем ходить в театры, посещать мероприятия приличные для девушки моего возраста, заводить знакомства с достойными семьями, что я почти поверила.

Комната и правда меня ждала, как и новенький гардероб, сплошь состоящий из неподходящих мне платьев. Одни были ярко˗розовые, сплошь покрытые рюшечками, что больше подошло бы девочке лет пяти, а не семнадцатилетней девице, другие придавали моему румяному лицу болезненную желтизну, третьи выглядели так, будто их вытащили из сундука прабабушки.

Если леди Лаура рассчитывала, что я стану возмущаться или плакать, то она сильно просчиталась. На первый же выход в свет я безропотно надела розовое безобразие, и весь вечер с восторженной улыбкой рассказывала окружающим какое тонкое чувство вкуса у моей мачехи, какие замечательные платья она мне заказала:

˗ Да вот посмотрите, на мне одно из них! Какой симпатичный фасон и удивительно мне идет, правда?

Дамы многозначительно переглядывались, мачеха краснела, порывалась вклиниться в мое выступление, но заткнуть мне рот не смогла.

Больше совместных выходов в свет у нас не было, а через три дня я перебралась к дяде Драгану, под предлогом, что из его дома мне удобнее ездить к подругам.

С тех пор с мачехой мы встречались только иногда в поместье, сохраняя некоторый нейтралитет. Я не могла выставить ее из дома без согласия опекунов, а затевать свару, втягивать их в разборки не хотелось. Она, в свою очередь, опасалась цеплять меня, понимая, что терпеть я не стану, а опекуны будут на моей стороне, и она может потерять все полученные бонусы.

Но светская жизнь не обошла меня стороной. В восемнадцать лет дядя Драган вывел меня на зимний бал дебютанток, где традиционно представляют всех девушек из знатных семейств, достигших совершеннолетия. Танцевать я любила, но все те же оценивающие взгляды со всех сторон, портили настроение. Особенно раздражало, что оценивали не столько меня, сколько размер моего состояния. Поэтому от посещения остальных балов сезона я отказалась,