Странно, но ничто не просигналило об опасности. Она даже коротко улыбнулась себе, проходя мимо огромного зеркального шкафа в гостиной. Ничего не екнуло и не защемило, как потом она призналась Лизе. И собственный голос показался ей игривым и беззаботным, когда она повторила вопрос.

– Я звонил вам, Марина, чтобы вы срочно приехали на перекресток… – Володин продиктовал ей адрес. – И опознали труп молодого мужчины.

– Я? Опознала? Труп?

И вот тут ее накрыло страхом, да таким, что ноги подкосились, и она снова сползла по стенке на пол, но теперь уже в гостиной. И жалобно прошептала:

– Почему я?

– Потому что у мужчины обнаружился мобильный телефон, частично пострадавший в дорожном происшествии. И ваш номер был забит как номер любимой девушки.

– Любимой? Девушки? – ахнула она и с силой зажмурилась.

Макс! Он упорно отказывался забивать ее номер под ее именем. Записал любимой девушкой. Она еще, помнится, долго язвила на этот счет. Утверждала, что это очень удобно. Перебивай номера, меняя любимых девушек, и все.

Макс! Господи, нет! Почему он? Почему так скоро? Ну почему, почему он не пошел в полицию, болван? Она же предупреждала, говорила, что ему угрожает опасность.

– Я попытался набрать вам с его телефона, но не вышло. Говорю же, телефон частично пострадал. Телефонная книга открылась. Но звонки с его мобильника не проходили. Родителей в телефонной книге не нашел. Братьев и сестер тоже. Вот и пришлось без конца вам набирать. А вы не отвечали. Отправил вам сообщение. – Он со странным хрипом вздохнул. – Его отвезли в морг Правобережного района, если вам интересно.

Интересно? Какое нелепое неуместное слово для данной ситуации. Марина поморщилась.

– Как это случилось? – спросила она через паузу, спасибо, доктор не отключался. – Что с ним случилось?

– Его сбила машина на перекрестке. – Он повторил адрес. – Светофора там нет. Видимость отвратительная. Там без конца кого-то сбивают. Несчастный случай.

– Кто его сбил?

– Я не знаю. Водитель скрылся с места происшествия. Полиция ведет расследование. Там напротив магазины. Может, камеры есть, я не знаю. И знать, собственно, не обязан. Да, собственно, и звонить тоже.

– А чего тогда звоните? Раз не обязаны!

Она заплакала.

Вспомнился Макс, бегающий по ее спальне в одних трусах. Вид испуганный, растерянный.

Зачем? Зачем она его выгнала? Он сейчас был бы жив, если бы она не погорячилась. Если бы не взяла под сомнение собственные чувства к нему. Они повздорили бы, помирились, как бывало часто. И теперь пили бы чай на кухне с песочным ореховым печеньем, которое Макс так любил и которое она купила загодя к его приезду. Пили бы чай и болтали.

Господи, что она наделала? Она не уберегла его! Она вытолкала его из дома. Получается, она его убила!

– Послушайте, вы все еще там? – окликнул ее хриплый голос доктора со «Скорой».

– Да. Да. Я еще здесь.

– Я хотел сказать… Если это вам поможет… Он не мучился. Он умер сразу.

– Господи, – шепнула Марина.

И зарыдала в голос и чуть не прослушала, что следом добавил доктор.

– Что?

– Тот, кто сбил его, сделал это намеренно, мне лично кажется, – повторил Илья Андреевич Володин. – И кажется не только мне.

– Что вы этим хотите сказать? – Марина провела ладонью по мокрому от слез лицу. – Что его… его убили?

– Полиция разберется, – неуверенно обронил доктор Володин. – С вами точно свяжутся. У парня была сумка, полная вещей. Получается, он собрался уехать?

Он собирался удрать, хотела она крикнуть. Боялся отвечать на вопросы полиции, будто ему было что скрывать. И собирался удрать. И в какой-то момент его панического монолога все пошло не так. Она разозлилась на него за его малодушие. И она его выставила. Не уберегла. И теперь его нет, нет!

– Эй, вы все еще там? – снова окликнул ее доктор.

– Да. Я все еще здесь.

– Вы не серчайте на меня, что выступил в роли такого злого вестника. – Он смущенно закашлялся. – И не обязан был вам звонить, конечно. Просто увидел ваши фотографии в его мобильном. Вы показались мне хорошим человеком, Марина, и я решил вас предупредить. Простите еще раз.

– Предупредить? – не поняла она, провела подолом домашней футболки по заплаканному лицу. – Предупредить?

– Ну да. У полиции к вам будет много вопросов, думаю. Краем уха слышал, как они переговаривались. Считают это закономерное происшествие чьим-то заказом. Один из них так и сказал: профессионально сработано. И вещи у парня в сумке. Может, уехать собрался. Может, вы поссорились. Сейчас начнут приставать с вопросами. Вы уж там держитесь.

Глава 11

Он дожевывал свой утренний сэндвич, стоя неподвижно возле окна, и привычно внимательно просматривал дворовую территорию. Все как всегда. Как каждое утро. Каждая машина на своем месте. Каждый человек, должный выходить утром на улицу, выходил в свое время. Он изучил их привычки за те шесть лет, что прожил в этом доме. Не знал их по имени или фамилии, но каждого знал в лицо. И даже научился угадывать их настроение. Но это так, скорее от безделья и праздного интереса, чем в интересах дела. Дела ему до них не было никакого.

Все было тихо, привычно тихо. Причин для беспокойства не было никаких. А беспокойство почему-то не покидало.

Глеб посмотрел на два куска хлеба с тонкой прослойкой из маринованного лука, вареного яйца и куска копченой семги. Его любимый сэндвич. Он сам его готовил каждое утро, не доверяя никому. Он, вообще-то, не только готовить себе никому не доверял. Он в принципе никому не доверял.

– Издержки профессии, – пробормотал Глеб рассеянно и вонзил зубы в сэндвич, откусывая огромный кусок.

Он служил личным охранником при одном важном лице, которому, к слову, не доверял тоже. И друзьям важного лица. И своим же коллегам, с которыми должен был иной раз спиной к спине выстаивать. Довериться – значило проиграть. А проигрывать Глеб был не приучен с детства. Он ошибался, да. Как всякий нормальный человек о двух руках и двух ногах. Он ошибался. И признавал свои ошибки, но только перед самим собой. Остальным, тсс, об этом знать было не надобно. Для остальных он был и оставался безупречным. Откуда беспокойство, а?

Глеб отвернулся от кухонного окна. С сожалением посмотрел на хлеб в руке. Оставалось чуть меньше половины, а есть уже не хотелось. Придется выбрасывать, хотя и жаль. Но он привык есть все только свежее. Никогда не готовил впрок. И оставшийся кусок сэндвича он точно не станет доедать вечером. А завтрашним утром это и вовсе – бесполезная еда. Открыл дверцу шкафа, швырнул недоеденный бутерброд в выкатившийся мусорный контейнер. Задвинул, закрыл дверцу. Осмотрел кухню.

Все лаконично. Неброско. Но функционально и очень дорого. Он мог себе это позволить. Он всегда был с работой. С высокооплачиваемой работой.