Однако о подозрениях, будто сердце главы культа некогда принадлежало другой девице, оказавшейся его недостойной, Орис не рассказывала никому, даже Гамуэлю. Несомненно, эта, другая, и послужила причиной тому, что Пророк не выбрал ее, когда она была молода. Теперь же Орис с виду годилась ему в бабушки, и сие обстоятельство присовокупило к этой причине тысячу новых, столь же обидных.

И все-таки Орис любила Пророка, и, подобно супруге, матери и бабке в одном лице, считала все его, хоть истинные, хоть воображаемые невзгоды своими.

Гамуэль учтиво подхватил ее под руку и повел прочь, дабы не ставить одну из высшего духовенства в неловкое положение перед стражниками.

– Кстати о пастве, – сказал он. – Возникшие обстоятельства требуют немедленного обсуждения.

Уловка сработала. Орис немедля стала самой собой – воительницей, закаленной во множестве битв.

– Ты о крестьянском войске? Что они? Оправились от разгрома?

– Отчасти, но, как тебе известно, они – всего лишь жертва, необходимая для того, чтобы наглядно продемонстрировать народу истинную натуру фанатиков.

Оба остановились, умолкли, склонили головы в краткой молитве о напрасно погибших в безнадежном бою с приверженцами Ульдиссиана уль-Диомеда. Пророк уверял, что павшим будет отведено почетное место в вероучении Собора…

– Тогда в чем же дело? – спросила Орис, завершив молитву.

– Как нам было известно, асцениец решил вступить в переговоры с кланами магов, с гильдиями, а может быть, даже с принцем, однако с ним что-то произошло, и он бесследно исчез, оставив за собою множество трупов.

Жрица мрачно кивнула.

– Я думала, это – дело Пророка…

– Может статься, так оно и есть. И он нас во все посвятит, если сочтет нужным. Но сейчас это неважно. Главное в другом: люди асценийца прознали, что он исчез, а между тем его чернь сейчас, в этот самый момент, находится всего в двух днях пути от ворот столицы!

Застыв на месте, как вкопанная, Орис взглянула в лицо плечистого бывшего воина и убедилась: нет, он нисколько не преувеличивает.

Это заставило ее немедля оглянуться назад, на резные створки дверей.

– Он должен об этом узнать! Не станет же он сидеть сложа руки, в то время как они идут на великий город! Он должен немедля выйти и объяснить нам, что делать дальше!

Зараженный убежденностью Орис, Гамуэль замер с ней рядом, ожидая, что Пророк сию же минуту распахнет настежь двери, уверенным шагом выйдет к обоим и развеет все их тревоги, посвятив жрецов в некие грандиозные замыслы.

Увы, створки дверей даже не шелохнулись.

Как он здесь оказался, куда ковыляет, едва волоча ноги? Обо всем этом Ульдиссиан даже не подозревал. Знал он лишь одно: надо идти. Надо… хотя взрывной удар по Малику вкупе со всем тем, что выпало на его долю в плену у Зоруна Цина, превратил Ульдиссиана во что-то вроде Мендельновых ходячих трупов.

Сейчас Диомедов сын даже толком не понимал, где находится. Словно бы сквозь туман, видел он, что народу на улицах хватает. Большинство – смуглолицы, не светлокожи, как дома. Тораджа? Хашир? Нет… то и другое – в прошлом. Тогда где же он? Уж не в Кеджане ли? Да, похоже на то. Он в столице.

В столице… а с кем же он должен был тут повидаться? Не с магами, нет. Отправиться в лапы магов Ульдиссиан не осмелится. Похоже, маги столь же вероломны, как и Церковь Трех с Собором Света.

А если так, с кем? Тут должен быть кто-то еще. Мастер Фахин… о ком же он упоминал? О ком же…

О принце каком-то. Про принца Ульдиссиан припомнить сумел. Принц… Эмрин? Нет. Эмрад?.. Эхмад!

– Эхмад, – выдохнул он. – Мне нужен Эхмад. Принц Эхмад…

Огибая лавки и лотки с самой разной провизией, он то и дело натыкался на встречных. Большинство кеджани делали вид, будто не замечают его, однако пара-другая что-то язвительно прошипела вслед.

Всякому, кто мимоходом обратил внимание на оборванца, ковылявшего узкими, стиснутыми меж высоких каменных стен столичными переулками, могло показаться, что тот бесцельно блуждает, однако Ульдиссиан, сам того не сознавая, брел вперед из квартала в квартал именно туда, куда нужно.

При виде незнакомца, выступившего из тени прямо им под ноги, пара белых коней поднялась на дыбы. Обученные не только тянуть за собой колесницу, но и защищать ездоков, оба обрушили на Ульдиссиана копыта.

Но ни одно из них отчего-то в цель не попало. Стоило Диомедову сыну заметить и осознать, что происходит, кони странным образом утихомирились, подались назад, замерли в ожидании.

Заоравший было на коней, колесничий удовлетворенно крякнул, по ошибке решив, будто совладал со скакунами сам. Стоявший за спиною солдата, держась за борт золотой колесницы, юный красавец в столь же роскошной кирасе и латной юбке, подался вперед, высматривая виновника едва не свершившегося столкновения. Взгляд его ярких, темно-карих глаз остановился на асценийце посреди мостовой.

Заинтересовавшийся Ульдиссиановой персоной куда как меньше, колесничий взмахнул кнутом, дабы отогнать прочь незнакомца, которого, несомненно, счел попрошайкой или безумцем, однако хозяин ухватил его за запястье.

– Принц… Принц Эхмад, – пробормотал Ульдиссиан, покачиваясь из стороны в сторону.

– Да, это я.

Сильный, звучный голос принца был исполнен юношеской уверенности в себе.

– Мастер Фахин… советовал отыскать тебя…

Разум Ульдиссиана начинал проясняться, однако тело обессилело напрочь.

– Мастер Фахин? – Принц призадумался. – Сехкар, помоги ему сесть в колесницу.

– Мой повелитель, – проворчал колесничий, – выезжать без эскорта – само по себе затея крайне неосторожная, а уж подпускать этого, кто б он там ни был, так близко к твоей особе…

– Делай, что велено, Сехкар.

Не прекращая ворчать, колесничий передал господину вожжи, спрыгнул на мостовую и направился к Ульдиссиану. Сын Диомеда насторожился, но затем вновь поднял взгляд на принца. Учтивый кивок Эхмада отчего-то его успокоил.

– Шевелись! – велел Сехкар, схватив Ульдиссиана за плечо.

К этому времени вокруг собралась изрядная толпа народу.

Заносчивость солдата пробудила в душе нешуточную ярость. Уставившись на него, Ульдиссиан инстинктивно сосредоточился… но тут принц Эхмад воскликнул:

– Сехкар, держись с ним повежливее!

Колесничий послушно разжал руку, а Ульдиссиан смирил гнев, может статься, едва не обернувшийся немалой бедой.

С Сехкаром во главе оба они подошли к Эхмаду, и принц сам помог Ульдиссиану взойти на подножку.

– Спасибо тебе, – устало выдохнул Ульдиссиан.

– Ты не из попрошаек, – решил Эхмад, оглядев его с головы до ног. – Синяки, ссадины… да, тут кто-то над тобой от души постарался. Так что, говоришь, мастер Фахин? Ты его знал?