Капитан, не теряя времени даром, обнажил оружие.

– Взять их!

Эти слова и положили начало сущему пандемониуму. Конные стражники устремились в атаку. Эдиремы гурьбой ринулись им навстречу. Мендельн взглянул на Серентию в надежде, что та поможет предотвратить схватку, однако дочь Кира уже мчалась в бой впереди всех остальных.

«Нет! Их нужно остановить! Иначе всем надеждам выручить Ульдиссиана миром конец!»

Но, судя по всему, кроме Мендельна, никто этого не понимал. Эдиремы вновь дали волю чувствам. Подобно Ульдиссиану в ту ночь, среди джунглей, они утратили власть над собственным даром – напротив, теперь дар правил всеми их помыслами.

Ну, а заплатить за это пришлось солдатам-кеджани. Что многим тысячам эдиремов какая-то сотня вооруженных всадников? Мендельн, даже не видя схватки, знал наверняка: стражников рвут на ремни, а их оружие даже вскользь никого из захватчиков не зацепит.

В отчаянии он принялся проталкиваться к Серентии. Кроме нее остальные никого не послушают… но прежде она сама должна внять голосу разума.

Только практически бессознательная тревога, внушаемая эдиремам его появлением, и позволила Мендельну добраться до Кировой дочери без промедлений. Схватив Серентию за руку, он поволок ее назад.

– Мендельн! – с внезапной, пугающей яростью вскричала она. – Пусти, дурак! Пусти немедля!

– Серентия! Погляди, что с тобой… что со всеми вами творится!

Не успел он закончить, как один из солдат испустил леденящий кровь визг. Подняв взгляд, Мендельн увидел голову и руку, взлетевшие высоко над толпой.

– Это же зверство какое-то! Это не по-людски! – ахнул он.

– Сами напросились! Сами нас слушать не…

Постоянно окруженный духами мертвых, Мендельн давно привык к ним и замечал лишь в тех случаях, когда ему требовалось о чем-либо их спросить. Первыми разговоров они обычно не затевали.

Однако сейчас от многих из них веяло таким ощущением неминуемой опасности, что юноша в черных одеждах, не обращая внимания на требование подруги, не отпустил ее – наоборот, усерднее прежнего поволок за собой.

Посему стрела, очевидно, пущенная в Серентию, цели и не достигла, а вместо этого вонзилась в его плечо. Удар оказался так силен, что сбил Мендельна с ног.

Только это и привело Серентию в чувство. Пытаясь удержать падающего Мендельна, дочь Кира рухнула наземь с ним вместе. Толпа эдиремов по-прежнему неудержимо стремилась вперед.

– Мендельн! Мендельн! – воскликнула дочь торговца, заслонив его собой от бегущих.

Исключительными способностями к самоисцелению Мендельн, подобно Ульдиссиану, не обладал, однако кое-что в этом смысле умел. Прибегнув к науке Ратмы, он первым делом унял невыносимую, жгучую боль. Миг – и вот рана всего-навсего тупо ноет, настойчиво, мерно пульсируя в такт биению сердца.

– Я… ничего, Серентия, сейчас все будет в порядке…

– Будь уверен: солдат, пустивший в тебя стрелу, дорого за это заплатит.

Но Мендельн стиснул предплечье подруги что было сил.

– Серентия… раскрой же глаза! Стрела предназначалась не мне.

– Верно, однако попала в тебя, потому что ты меня спас!

В глазах Серентии вспыхнула ярость.

– Послушай! Раскрой ты глаза, наконец! И посмотри на эту стрелу. Она же тебя десятой дорогой должна была обогнуть, если бы не одна вполне очевидная причина!

Тут Серентия наконец-то взглянула на древко стрелы… и, в изумлении разинув рот, покачала головой.

Подобно Мендельну, стрелу работы Ахилия она узнала легко.

– Нет… не стал бы он меня убивать… и тебя тоже!

– Однако стрела, сама видишь, его.

Ухватившись за древко, Ульдиссианов брат призвал на помощь все, чему учили его Ратма с драконом, и принялся высвобождать наконечник из раны.

– И на Ульдиссиана он тоже уже покушался.

Как только он извлек стрелу из плеча, Серентия коснулась раны ладонью. Рана затянулась с такой быстротой, что даже Мендельн, прекрасно знавший силу дочери Кира, невольно ахнул от удивления.

Толпа вокруг замедлила шаг. Шум схватки почти утих. Спасать солдат было поздно, и Мендельн всем сердцем скорбел об этом ужасном недоразумении. Как же теперь явиться к правителям Кеджана с миром?

Однако сей камень преткновения вполне мог подождать. Не в силах поверить в такую подлость со стороны возлюбленного, Серентия опустилась рядом с Мендельном на колени.

– На Ульдиссиана?! Нет, нет, он ни за что бы не…

– И все-таки это правда. В ту самую ночь, когда мы с братом унесли два мертвых тела за пределы лагеря…

Вспомнив едва не случившееся, Мендельн поморщился.

– Одним словом, Ульдиссиан только чудом остался в живых, – закончил он.

– Что это значит?

– Меткость Ахилия тебе известна. Попасть прямо в сердце ему не составило бы труда. По счастью, целил он не в меня, и потому я отделался… вот, простой раной.

– А Ульдиссиан что же?

– Чуть ближе к сердцу, и умер бы вмиг. Однако Ахилий отчего-то дал промах. А промаха он не дает никогда… если сам того не пожелает.

Серентия заметно воспрянула духом.

– Вот видишь? И ради меня он наверняка поступил точно так же!

– Скажем спасибо, что нам не довелось на деле проверить, так оно, или нет. Вдобавок, самого выстрела это, по-моему, ничуть не оправдывает.

– Но он же спас наши жизни в бою с тем огромным демоном! Зачем ему после этого нас убивать?

– Не ему… кое-кому другому. Ангелу… и я считаю, ангел тот – не Инарий.

Серентия, не веря ушам своим, покачала головой.

– Не может быть! Откуда ему здесь взяться?

– Боюсь, это вполне возможно, особенно на взгляд Ратмы с Траг’Улом, от которых, кстати, подозрительно долго нет никаких вестей… а мне очень хотелось бы знать, что нового им известно.

– И этот… этот еще один ангел – с Инарием заодно?

Наконец-то оправившийся настолько, чтобы подняться, Мендельн не без ее помощи встал, выпрямился и вновь пригляделся к стреле.

– По-моему, вряд ли, разве что косвенно. Этот ангел – сплошная загадка, а разгадывать ее времени нет, особенно теперь, когда у нас с Кеджаном война.

Оглядевшись вокруг, Серентия тоже заметила наступившее затишье и не хуже него поняла, что это значит в смысле жизней ста человек.

– Мендельн, тут ничего нельзя было сделать! Ничего!

– В который уж раз нам «ничего нельзя было сделать»! – едва ли не с горечью парировал младший из Диомедовых сыновей. – В который уж раз! Во что превращаются эдиремы, Серентия, во что превращаетесь вы с Ульдиссианом? Эти силы пожирают его разум – и твой, и разум всех прочих – просто-таки на глазах. Чем лучше вы с ними осваиваетесь, тем больше они забирают над вами власть.