Обрадованная удачей, я вошла в небольшой зал ипоняла, что лучшего места для обделывания тайных делишек и не придумать.Очевидно, точка дорогая, раз в ней практически нет посетителей. На центральноймагистрали Москвы полным-полно ресторанчиков, в которых клубится народ, а тутпочти полная пустота. И темнота – верхнее освещение отсутствует, свет льется изстранных конструкций, вмонтированных в пол, поэтому лица присутствующих тонут втени. Зал длинный, вытянутый, потолок подпирают колонны, а столики расставленытак хитро, что люди не видят соседей.

– Вы одна? – кинулся ко мнеметрдотель. – Желаете перекусить?

Замечательный вопрос, если учесть, что я вошлав кафе. И что на него ответить? Нет, решила посмотреть картины Тициана?

– У нас сегодня цесарка, – лопоталпарень, – изумительной нежности птичка, рекомендую.

– Я думала ограничиться чаем спирожными, – громко заявила я, пытаясь рассмотреть лицо мужчины, которыйсидел за одним столиком с Ириной Львовной.

– Присаживайтесь сюда, – предложилметр.

– Лучше в углу.

– Как угодно. Хотите латте?

– Лучше капучино, – улыбнуласья. – И сладкое что-нибудь. С фруктами, но без взбитых сливок.

– Сейчас привезут тележку сдесертами, – пообещал распорядитель и ушел.

Я села на стул и краем глаза посмотрела наМячину. Лица ее было не видно, только волосы, ее собеседник тоже плохоразличим. Он был одет в голубую джинсовую куртку, вот, пожалуй, и все, чтоможно пока сказать о Василии.

Ладно, мое дело не привлекать к себе внимания,а когда барыга встанет, последовать за ним и узнать его адрес. Далееразберемся. Не верю я в восставших покойников, просто некто решил понеизвестной пока причине зло подшутить над Ией Вадимовной. Сдается мне, чтотаинственная личность, приславшая фото «Зои», и вор, стащивший медальон, хорошознакомы друг с другом.

– Ваш кофе, – прочирикалаофициантка. – А какой десерт выберете?

Я оглядела тележку, заставленную блюдами.

– Вон то, пожалуйста, белое, дрожащее, сфруктами.

– Панакотту?

– Ее самую.

– Очень вкусная, – одобрила мойвыбор официантка, – во рту тает.

– Милая, – прогремел вдруг невдалекемужской голос, – здесь очень уютно.

– Пахнет плохо, – ответил капризныйдискант. – Фу, туалетом воняет!

– Тебе кажется.

– Нет.

– Это уже пятое кафе, куда мы заходим, атебе все не нравится, – обозлился кавалер.

– Найди приличное место, дорогое.

– Тут совсем не дешево.

– Для кого?

– Ну хватит! – загремел бас. –Я остаюсь здесь, а ты подожди на улице, пока я поем.

– Хам!

– Дура!

Раздался сочный шлепок.

– Ах ты кошка драная! – взвизгнулмужчина. – Прибыла из Задрищенска и выжучиваешься, руки распускаешь…

Дзынь, дзынь! Я обернулась на звук.Симпатичная стройная девушка, естественно, блондинка, в азарте швыряла на полстеклянные бокалы.

– Идиотка! – бесновался ее кавалер,приземистый толстяк лет сорока пяти. – Сейчас ментов позовут, в обезьянникзагребут!

– Не извольте беспокоиться, – бойкозачастил метрдотель, – пусть ваша дама развлекается, мы посудку в счетвключим.

– Вот кретины… – выдохнулмужчина. – Эй, вы там, подайте водки, а девку в туалет отволоките и суньтеее башкой под кран.

– Только подойдите, дебилы! –заверещала истеричка.

– Ребята, кошелек у меня, – прояснилситуацию мужик, – делайте, что приказано.

Метрдотель кашлянул, словно из-под земли вырослидва гориллоподобных секьюрити, подхватили разбушевавшуюся мамзель под острыелокотки и понесли к сортиру. Официантка быстро сбегала за веником и сталазаметать осколки. Я, поглядывая на Ирину, положила в рот кусочек панакотты. Нуи ничего особенного, самое обычное молочное желе, во времена моего детства имторговали в гастрономе на Садовом кольце, недалеко от станции метро«Маяковская». Многие москвичи ездили туда за «дрожалкой», моя мама в том числе.

Я предалась сладким воспоминаниям. Вот я,маленькая девочка, сижу на кухне и с большим восторгом ем то самое молочноежеле. За окном опустился вечер, дома тепло и уютно, да еще и папа не на работе,вот он, рядом сидит и рассказывает маме забавную историю.

– Если что и погубит нашу страну, так этосолдатская хитрость, – смеется папа. – Семена Кучкина помнишь?

– Конечно, – кивает мама. –Неприятный тип, авторитарный, грубый, как его только подчиненные терпят.

– Плох тот начальник, который не мечтаетстать рабовладельцем, – совсем развеселился отец. – А насчетКучкина ты совершенно права, он солдат как бесплатную рабочую силу использует.Но они ему отомстили. Отлично получилось! Семен велел старослужащим у себя надачном участке картошку посадить, объявил такой дембельский аккорд. Ребятачертыхнулись, но куда деваться? С генералом ругаться словно против ветраплевать, себе дороже станет. Крякнули, провели посевные работы и благополучноразъехались по домам. Картошка-то не сразу всходит, время должно пройти.Представь теперь лицо Кучкина, когда он однажды утром с балкона второго этажасвоей дачи решил полюбоваться «плантацией». С юмором парни попались, корнеплодызарыли по науке, но высадили их в виде пятиконечной звезды. Наверное, стервецыне один час потратили, пока правильно ряды вскопали. То-то генералу радость,даже картошка у него из земли звездой прет!

Мы с мамой засмеялись, а потом я спросила:

– А что такое дембельский аккорд? Солдатыиграют на пианино?

Папа прижал меня к себе.

– Ступай спать, Фросенька,[3]незачем тебе разговоры взрослых слушать…

– Дзынь, – долетело до уха.

Я вынырнула из воспоминаний. Похоже, буянкавернулась в зал и принялась вновь колотить бокалы. Дорого обойдется ее кавалерупоход в ресторан…

– Дзынь, – снова прозвучало от окна.