– А я не его! – Лиза гордо подняла голову.

– Так-то оно так, только вот Самсонов вряд ли так думает. Он был уверен, Лизавета, что ты – именно его. И уже теперь не отступит, захочет вернуть тебя снова. Он никогда не отступает, на том стоит, сама ведь знаешь. Сделает все, чтобы переломить да переиграть ситуацию, и пусть позже, но все-таки повести тебя к алтарю.

Чтобы хоть чем-то себя занять, Лиза машинально взяла со столика белый конверт из плотной бумаги – то самое приглашение на премьеру, принесенное Леопольдом Ренкасом. Со времени последнего визита антрепренера оно так и лежало тут, на видном месте. Задумчиво достала тисненный золотом прямоугольник, пробежала глазами текст, усмехнулась.

– Ну да… И после примирения мы вместе, как ни в чем не бывало, явимся в театр. Где я буду, к бабушкиной радости, представлена премьер-министру…

– Какой, к чертям собачьим, театр! – снова отмахнулся Антон, еще раз прошелся по комнате, словно ища здесь, в этом пространстве, выход из ситуации, но вдруг остановился, резко повернулся на каблуках, подошел к Лизе, буквально выхватил приглашение из ее руки. – Постой-ка… Премьера? Театр? А ведь это идея!

– Ты о чем, Антон? – не поняла девушка.

– Ну как же! Забыла разве, Лизавета? Ваше имение. Любительский театр. И у нас, кстати, неплохо получалось! Особенно про барышню-крестьянку! Сдается мне, Лизавета свет Васильевна, пора нам с тобой вспомнить тот театральный опыт…

– И опять не поняла, Антон, правда. Какой опыт, к чему все?

– К тому! Дадим с тобой спектакль, а? Закатим представление! Не хуже, чем у этого модного антрепренера! Благо о том, что я тоже собираюсь в те края, а именно – в Енисейскую губернию, мало кто знает! И мой отъезд из Петрограда с твоим, Лиза, уж точно не свяжут. Вот мы с тобой этим и воспользуемся.

Глаза у поручика горели, казалось, все ярче по мере того, как он излагал только что придуманный и довольно-таки простой при кажущейся сложности исполнения план. Мало того, что секретная миссия, высочайшее поручение, так еще другое дело образовалось, не менее увлекательное. Все-таки Лиза права: Антон Кречет неисправимый авантюрист. И останется таким.

Пока жить будет.

1

Собираясь в далекую дорогу выполнять особо важную государственную миссию, поручик гвардейского Конного полка Антон Кречет открыл для себя истину, коей раньше не замечал. Хотя это лежало на поверхности: за прожитую четверть века он ни разу не покидал пределов Петрограда. Если, конечно, не считать летние наезды в родовое имение под Сестрорецком, и то – во времена детства и отрочества.

Антона охватило ощущение полной неизвестности. Однако именно это придавало ему куража и уверенности в собственных силах. Что, в свою очередь, далеко отодвигало сомнения по поводу успеха его предстоящей таежной миссии и укрепляло веру в победу. Впрочем, как раз это чувство жило в Кречете даже сильнее, чем вера во Всевышнего. В чем Антон даже иногда опасался признаваться самому себе: дабы Господа не прогневить…

К тому же появилось еще одно обстоятельство – Лиза Потемкина. Они старательно продумали план действий, сговорились, и Кречет выехал в Красноярск раньше: согласно их замыслу поручик должен был встретить беглянку уже в городе. Ну, а до этого ему предстояло нанести первый визит: Кречет вез письмо из Петрограда отставному полковнику Семеновского полка Григорию Федотову.

Прослужив России верой и правдой, десять лет назад, в декабре тысяча девятьсот пятого года, полковник написал рапорт. Причину не скрывал: Федотову не легло на душу, что гвардейцы-семеновцы по высочайшему повелению были посланы в Москву для разгона баррикад и устроили там настоящую бойню. Нет, он не сочувствовал революции. Скорее полковник ненавидел любые революции. Но он также считал, что не в традициях гвардейского полка воевать с гражданским населением. Для того у государя императора жандармы есть. Его не удерживали, отставку приняли, и в скором времени Федотов перебрался подальше от шумной столицы к себе на родину, в Сибирь. Поселившись в Красноярске, жил один – с семьей не сладилось, молодая жена сгорела от испанки лет двадцать назад, а других женщин вдовец в свою жизнь решил не пускать, уйдя в армию с головой. Теперь же его новой страстью стала охота, пенсии на жизнь вполне хватало, да к тому же поговаривали – в особых случаях Федотов соглашается идти проводником, сопровождая различные экспедиции, как правило – имеющие научные цели.

Из сведений, собранных по приказу генерала Глобачева, вырисовывалась следующая картина. Отставной полковник Федотов не то чтобы дружил, однако водил хорошее знакомство с Иваном Ермаковым. Тем самым, подвизавшимся вести экспедицию Даймонда в тайгу. Но раньше проводником сватали все-таки Федотова. По сути, это он порекомендовал Ермакова вместо себя. Стало быть, с полковником тоже беседовали об алмазах. В любом случае, Федотов должен знать об этой загадочной истории больше других.

Сойдя с поезда в Красноярске, поручик Кречет отправил свой нехитрый багаж в гостиницу. Сам же сразу направился к Федотову, решив представиться здешнему обер-полицмейстеру чуть позже. О его визите господина Воинова оповестили телеграммой, ранее Савелий Кузьмич получил секретную депешу с описанием миссии Кречета и приказом оказывать поручику всяческое содействие. Ну, а бумаги, найденные при англичанине, велено было прислать Федотову на дом.

Полковник при встрече не показался Антону уж слишком радушным. Однако его строгость Кречет тут же списал отчасти на уединенный образ жизни, отчасти – на серьезность момента. Тем не менее гостя ждал накрытый стол, в центре которого красовался высокий графин, наполненный жидкостью цвета дубовой коры. Перехватив любопытный взгляд поручика, Федотов пояснил:

– Думаете, коньяк? Это получше будет. Водка, собственного приготовления. Настоянная на таежных травах. Усталость снимает, бодрит, голова ясная. Вам, поручик, все это в ближайшее время понадобится. Как говорится, прошу к столу.

Мужчины расселись. Федотов налил по первой, придвинул к Антону миску, полную соленых груздей, уточнив при этом: минувшую зиму пережили. Выпитое обожгло внутренности, только пламя быстро стихло, потекла приятная легкость, но действия хмеля Кречет пока не почувствовал. Все, как сказал Федотов: голова после долгой дороги проясняться не начала, однако усталость отпускала. Кречет пожевал плотный до хруста соленый гриб, не отказался от второй рюмки, и только тогда хозяин начал разговор:

– Стало быть, Кречет, вас интересует тот рыжий англичанин, из-за которого каша заварилась?

– Мне… – Антон тут же исправился: – Нам бы с вами, Григорий Лукич, эту кашу как-то расхлебать надобно… Даймонд что-то вам говорил о том, зачем ему идти в тайгу?

Ответил Федотов не сразу. Достал расшитый кисет, свернул папироску, закурил.

– Этот рыжий от кого-то услышал, что я часто в тайгу хожу, – начал он, сделав первую затяжку. – И прогрыз мне сокровищами Медведь-горы всю печенку: «Пойдем да пойдем». Денег совал, не без того. Сперва этаким чудаком легковерным прикидывался. Но выпили мы с ним, и проговорился – не такой он уже и простой. Офицер, – Григорий Лукич многозначительно поднял палец. – В индийских колониях служил, повоевал даже. Нет, парень явно был не промах.