бывших царских военных и добровольцев. Их фрагментарная кампания не смогла отразить натиск недавно созданной и постоянно растущей Красной армии. Первое поражение они потерпели на северо-западе, когда семнадцатитысячная армия генерала Николая Юденича была разгромлена под Петроградом в октябре 1919 года. В результате началась волна эмиграции на север, в Финляндию и страны Балтии, откуда беженцы перебирались на запад, в Германию и Чехословакию9. Офицеры, сражавшиеся с большевиками, – в основном казаки, – которым удалось бежать, стремились к себе на юго-восток, на реки Дон и Волга, чтобы объединить усилия и начать контратаку. В Сибири тем временем социал-революционеры, либералы и социал-демократы правого крыла, а также многочисленные казаки сплотились в антикоммунистическую армию под командованием адмирала Александра Колчака со штаб-квартирой в Омске10. Колчак стал своеобразным народным героем и де-факто верховным главнокомандующим белых; однако он был моряком и не имел опыта наземных боев. Поначалу он добился в Сибири некоторых успехов, но, когда Красная армия перешла в контрнаступление, был вынужден отступить и к октябрю 1919 года эвакуировал свой штаб из Омска. Окончательное поражение его армия потерпела в Сибири в феврале 1920 года; вскоре после этого Колчака поймали и казнили. Те члены его армии, которым удалось спастись, хлынули на восток по Транссибирской магистрали, в Манчжурию и Китай; большая русская колония сформировалась в Харбине. Но главный поворот в гражданской войне произошел после поражения другой антибольшевистской армии, генерала Антона Деникина. Его добровольческие силы были окружены на юго-востоке России, родине донских казаков, в марте 1920 года, и контрреволюция захлебнулась. Белогвардейцы массово бежали вместе с семьями из Новороссийска и других черноморских портов, в частности Одессы и Батуми. Случались поистине трагические эпизоды, когда некоторые из них, не успевшие спастись от Красной армии, «просто крестились и прыгали прямо в море»11. Отчаянные депеши с просьбой о помощи летели в адрес британского правительства, которое поддерживало операцию Деникина, а в апреле предыдущего года эвакуировало семью Романовых из Ялты. Теперь оно спешило вывезти тысячи белогвардейцев и гражданских лиц в Константинополь, ставший в последние годы транзитным пунктом для русских эмигрантов, стремящихся в Европу12.

* * *

Одной из первых представительниц русской интеллектуальной элиты, бежавшей в Париж, стала популярная писательница-сатирик Надежда Лохвицкая, известная как Тэффи. Она пользовалась огромной популярностью в дореволюционной России и была любимым автором Николая II. Весной 1919 года она находилась с литературным турне на Украине и с приближением Красной армии бежала на юг, в Одессу. В конце лета ей удалось сесть на корабль «Великий князь Александр Михайлович» (названный в честь Сандро), шедший из Крыма в Константинополь. В глубоком горе она описывала, как корабль «соскользнул с карты, с гигантской зеленой карты, через которую, по всей ширине, было написано “Российская империя”». Все были напуганы и оглядывались через плечо на землю, постепенно скрывавшуюся из виду. Рядом с ней какая-то женщина рыдала так, будто оплакивала покойника, – «долгие безутешные крики чередовались со словами скорби». Это звучало жутко, вспоминала Тэффи: «Страшный, черный, бесслезный плач. Последний. По всей России, по всей России». Против воли она тоже оглянулась, в последний раз:

И вот, как жена Лота, застыла, остолбенела на веки, и веки видеть буду, как тихо-тихо отходит от меня моя земля13.

Эти чувства были знакомы многим эвакуированным. Писатель Аминодав Шполянский, прославившийся позднее как Дон Аминадо, рассказывал, как французское судно «Дюмон д’Урвиль» подняло якорь и отплыло из Одессы в Константинополь 20 января 1920 года. Этот день он запомнит на всю жизнь. Он и его спутники (включая писателя Алексея Ремизова, также обосновавшегося в Париже) молча смотрели на удаляющийся порт, погруженные в свои мысли. Все они осознавали горькое значение отъезда14. Когда они вернутся в Россию? Через пару лет, думали они; но с ходом путешествия «эти прогнозы все удлинялись, в зависимости от темперамента и склонности к оптимизму», а настроение становилось все безнадежнее15. Аминадо с товарищами плыли на пароходе в Марсель, откуда на поезде поехали в Париж через Арль, Тараскон, Лион, Дижон, «без планов, без программы, четвертым классом», «преодолевая все, сон, усталость, мысли и чувства, растерянность, душевные терзания…»16

Знаменитый историк и романист Анри Труайя, урожденный Лев Асланович Тарасов из Москвы, армянин по национальности, вспоминал, с каким ужасом он, восьмилетний, добирался с семьей по морю на пароходе из Ялты в Новороссийск – пропуск с большим трудом раздобыл для них отец. В шторм пассажиры наваливались друг на друга, сталкивались, стонали и передавали по кругу таз, поскольку всех тошнило. Оттуда вскорости на другом корабле они поплыли в Константинополь. Был февраль 1920 года, стоял страшный холод, корабль, покрытый снегом, казался нереальным, словно «конструкция из хрусталя и сахара со сталактитами льда, свисающими с каждого выступа». После выхода в замерзшее море…

…изумрудный канал открылся между глыбами льда. Гигантские белые массы, потревоженные движением судна, развернулись и медленно разошлись в стороны. Было очень холодно. Русский берег таял в тумане. Мои родители выглядели несчастными, обнищалыми, потерянными. Люди вокруг плакали17.

Зинаида Шаховская с сестрой и матерью также покинула Новороссийск в феврале 1920 года – на корабле немецкой медицинской службы «Ганновер», захваченном британцами. Она вспоминала душераздирающий момент отплытия и то, как старый священник начал читать молитву. «Солнце играло на его нагрудном кресте. Женщины, старики и дети становились на колени. Многие начали плакать, не стесняясь, перед лицом моря, перед лицом земли… Мы уплывали, и солнце садилось над нами, несчастными»18. В Константинополе они пересели на Черкесенко, уже переполненный армянскими беженцами, где тряслись от холода под парусиновыми навесами на палубе. «Все вокруг было серым, грязным, безнадежным. И прошлое, и будущее тонули в дожде, – писала она в своем дневнике. – Париж казался таким далеким, что мы и представить не могли, что однажды окажемся там»19.

Без сомнения, самым известным из русских писателей, покинувших родину в первую волну белой эмиграции, был Иван Бунин, признанный главным голосом русской интеллигенции и мастером коротких рассказов в традициях Антона Чехова. Он находился на вершине успеха, когда грянула сначала война, а потом революция. В отчаянии Бунин решил, что его писательской славе настал конец. Вместе с партнершей Верой Муромцевой он после начала гражданской войны переехал из Москвы на юг, в Одессу. Бунин не мог и помыслить о том, чтобы покинуть свою родину, свой мир, даривший ему вдохновение; «всей душой», вспоминал другой писатель, Валентин Катаев, Бунин ощущал «провал, смерть прежней России и разрыв всех былых уз»20. Поэтому он задержался в Одессе,