объявлений о работе, услугах, знакомств, купли/продажи. Эти газеты все ещё связывали меня с миром моей родины.

Интернет только начинал утверждаться. Я пользовалась им неумело, да и гаджетов тогда не было столько: только компьютеры, и то не у всех.

Всё ещё существовали интернет-бары. Около моего дома был такой. В огромном зале два компьютера, поймать свободными их было трудно. Бар был с ужасной акустикой, поэтому разговоры посетителей, хлопанье дверей, стук посуды и шипение кофемашины отвлекали, действовали на нервы и невозможно было долго задерживаться у экрана компьютера.

Потом появились локутории. Здесь стояли кабинки с компьютерами, все создано было для работы и наслаждения интернетом. Но время у экрана бежало быстро, как и один евро за час.

А самое главное, интернет не был заполнен той информацией, которая бродит сейчас на различных серверах.

Моя жизнь стала меняться с бешеной скоростью, потому что всё новое меня увлекало, давало возможности, и я не упускала свой шанс.

Оскар иногда говорил мне:

– Остановись, не беги! Посмотри на небо, на море, на горы! Они никуда не спешат!

– Они вечные! А я нет! – отвечала я.

Оскар не вступал в спор со мной, а просто предлагал куда-нибудь поехать.

Наступила зима. А меня всё равно тянуло к морю.

Я не любила барселонские пляжи: всегда непонятное шевеление, много странных для меня людей. Одним словом – напряжение.

Оскар вёз меня подальше от Барселоны, где пляжи практически одиноки и спокойны.

Я любила Калелья. Прямо у берега стоял небольшой бар-чирингито, так испанцы называют прибрежных закусочные. Я обожала это чирингито «Красная крыша», так мы его назвали. Обычно солнечная зимняя погода убаюкивала, расслабляла меня. Было хорошо и тепло. Но иногда ветер или мелкий дождь не давали приблизиться к беспокойному морю, но на террасе чирингито было уютно и тепло, так как терраса укутывалась в прозрачную толстую клеенку, а между столиками ставили газовые печурки, которые грели клиентов на свежем воздухе.

Такие печурки и пластиковые «стены» вскоре появились на всех зимних террасах баров Испании. Больше людей пили кофе, перекусывали и даже обедали на улице. С 2006 года запретили курить в помещениях, вот бары быстро и нашли способ приласкать курильщиков.

Мы усаживались лицом к морю, заказывали горячие бутерброды и часто долго молчали. Сейчас я понимаю, что это тоже были минуты счастья.

Я всё ещё находилась в Испании на нелегальном положении. Но у меня уже не было страха, что меня арестуют, депортируют. Я познавала законы этой страны, а один из законов был и есть, что человек вправе жить там, где ему нравится и, если он живёт мирно, никто его не выгонит из страны. Правда, без легализации невозможно было легально работать, а значит сфера прав, деятельности и роста лимитировались.

Оскар узнавал, как мне легализоваться, то есть получить вид на жительство и право на работу. Один из способов – это жениться на мне. Но Оскар не спешил делать мне предложение.

Глава 24

Соседи ко мне были приветливы. Да и в общем Испания казалась мне теплой и дружелюбной страной. Но и здесь встречались те, кто не прочь был схамить, жёстко выругаться, послать меня «в свою страну умирать с голоду». И здесь хватало мошенников, неприличных попрошаек, отмороженных субстанциями персон. Я старалась обходить их стороной. Розового мира в чистом виде не существует.

Туристическая эйфория по Испании у меня давно прошла, эмигрантское суровое выживание почти не коснулось меня. Мне, наверное, повезло, что рядом был Оскар, мужчина, которого я любила в постели и порой не понимала в буднях, но была благодарна ему за то, что он всегда был рядом со мною.

Что мне не нравилось в Оскаре? Что он не спешил в решениях многих проблем, которые требовали неотложных мер. Оскар долго рассчитывал, обдумывал, разбирал детали любого дела: будь это в работе или в семейных отношениях. Но в любви он был дерзок, решителен и ласков.

Если я злилась на него, то он знал, как меня успокоить. Я каждый раз уговаривала себя не поддаваться на его «мирные договоры», но устоять было очень трудно.

Когда Оскар хотел меня, он становился до такой степени сексуален, что никакая медитация монашки не помогали мне в борьбе с соблазном.

Два дня я была обижена на Оскара за то, что он не нашел время сходить со мной к адвокату. Сначала я злилась, он отшучивался.

Я дулась, Оскар не обращал на это внимания. И я поняла, что все обещания на долгий срок ждать не стоит. Надо форсировать, просить, ставить условия: или сейчас, или никогда!

Я уже несколько раз уходила от Оскара, он искал меня, обещал многое, возвращал к себе. И как только наступала пора рутины и так называемого благополучия, все опять было так, как раньше.

Оскар очередной раз постарался меня утешить старым способом – страстной ночью. Этот раз я устояла и демонстративно ушла спать на диван в салон.

– Что тебе не хватает, Елена, – сказал мне Оскар, подходя к дивану. Я знала, что он был раздражен, так как назвал меня ни cariño (нежность), ни mi amor (моя любовь) и даже ни Лена.

– Мне не хватает легально жить в Испании. И я об этом тебе говорила сорок раз, – жёстко ответила я. Почему «сорок»? Потому что это мы говорим «сто раз», а испанцы говорят «сорок раз».

– Я же сказал, что придет время и всё сделаем, моя любовь! – Оскар снизил тон.

– Я слышу это почти каждый день! И когда это время придет? Завтра? Через год? Через десять? – теперь я была раздражена.

– Я не понимаю, зачем торопить события. У тебя есть, где жить, есть, чем заниматься!

– Я хочу быть на легальном положении! Хочу работать легально! Хочу легально строить свою жизнь! И завтра ты разлюбишь меня, и я останусь бедной иммигранткой без прав на улице?!

– Я не разлюблю тебя! Пойдем со мной в спальню, я хочу вместе с тобой зачать нашего ребенка! – это Оскар сказал тихо, вернее прошептал мне в ухо, как будто не хотел, чтобы кто-то услышал его тайну.

Я обомлела. У меня в мыслях не было иметь ребенка, хотя инстинкт материнства был на пике: я очень хотела ребенка, но мой холодный мозг останавливал меня. А тут сам Оскар меня попросил.

Я встала с дивана и медленно пошла за ним.

Страсти не было. Была нежность, долгие тихие ласки, а потом осторожное проникновение и откровенное желание мужчины, чтобы во мне началась жизнь.