– Конечно. И не забудьте купальник.

– Откуда вы про него узнали?

– Он был указан в счете.

Энжи представила этот купальник, ни минуты не сомневаясь, что у нее не хватит смелости показаться в нем перед Джефферсоном. С другой стороны, он явно испытывал ее смелость. Возможно, все, что с ней происходило, вся ее жизнь – испытание смелости.

Он встал и подал ей руку. Энжи протянула ему свою, и он уже не выпускал ее до самого дома.

– Что это такое? – удивился Джефферсон, когда через полчаса они встретились на причале.

– Что?

– Что на вас надето?

– Это пляжная накидка. Их носят поверх купальника.

– Нечто среднее между монашеской рясой и мексиканским пончо. Где вы ее откопали?

– Сделала сама, – не без некоторого самодовольства заявила Энжи. – То есть я не имею в виду, что сшила. У меня нет на это времени. Просто нашла подходящую ткань и выкроила. Я всегда хорошо умела делать разные вещицы.

– Хм, думаю «хорошо» – это несколько преувеличено.

Как же ему нравится ее дразнить. Это ужасно, но Джефферсон чувствовал, что рад утреннему телефонному звонку; тот вывел из тупика их отношения, загнанные туда его собственными стараниями. Он хотел во что бы то ни стало подарить этой женщине, которая и так слишком сильно пострадала, несколько беззаботных летних дней.

Джефферсон вывел катер на озеро, и они совершили тур по его многочисленным бухтам, заливам и рукавам. А потом он привел катер в то место, которое находилось довольно близко и в то же время так бесконечно далеко от его дома.

– Давайте остановимся здесь и поедим.

– Что это за место? – Энжи протянула ему корзину для пикника.

– Посмотрите на этот причал. Он немного подгнил. Это место, где стоял дом дедушки с бабушкой. Вы еще сможете увидеть фундамент.

Она огляделась и заметила полуразрушенный каменный фундамент.

– Что случилось с домом?

Джефферсон встал рядом с ней, ковырнул ногой камень.

– Сгорел несколько лет назад. Он довольно долго стоял заброшенным.

– Какое красивое место. – Энжи протянула руку к корзине, достала покрывало, постелила его на землю, и они устроились на нем. – Почему же вы не стали строить новый дом здесь?

– Это непрактично. Сюда почти невозможно добраться по суше. У моего прадеда была здесь фактория. Когда я приехал, лодка оставалась единственным видом транспорта у дедушки с бабушкой.

– Как же вы добирались до школы?

– До старших классов я учился удаленно, по почте. А потом дедушка купил домик в Энслоу. Он говорил, что сделал это потому, что они стареют, но я-то знал, это из-за меня, чтобы я мог нормально ходить в школу и завести друзей. – Джефферсон усмехнулся. – Познакомиться с девушкой. Моего дедушку всегда очень волновало, чтобы я мог познакомиться с девушкой.

Ему вдруг пришло в голову, что дед был бы очень рад, увидев, как эта девушка ест ланч рядом с его бывшим домом.

– Как же вы тут жили?

Джефферсон подумал, не пора ли закончить этот разговор. С другой стороны, ему нравилось, что Энжи отвлеклась и с каждой минутой все более успокаивается.

– Самым наилучшим образом. Я с детства привык плавать на лодке, резать по дереву, охотиться и ловить рыбу. Знал каждый дюйм здешнего леса. Он помогал мне. Лечил.

Он вдруг подумал: как странно, что об этом рассказывает. Раньше он, кажется, никогда об этом не вспоминал. Если бы смог поговорить об этом с Хейли, возможно, она бы поняла.

– Я бы ни за что не продал эту землю, – услышал Джефферсон собственные слова.

– Продать? – Энжи с удивлением посмотрела на него. – Да это было бы просто преступление.

Пока они ели, она сообразила, какие вопросы ему задать, чтобы разговорить. Вскоре Джефферсон уже рассказывал то, о чем годами молчал. Про свою собаку, бассета по имени Сэм, который все детство ходил за ним по пятам, про бельчонка, которого он выкормил из бутылочки. Про зимы, когда снег доходил до крыши, а на озере появлялись сугробы до двадцати футов. Про встречи с медведем и про то, как набирал в горах ведра черники, из которой бабушка делала пироги и варенье.

– Люди говорят, летом здесь просто волшебно, но для меня самым любимым временем года всегда было Рождество.

– В самом деле? Почему?

– Каждый год на Рождество бабушка обязательно устраивала праздник. Рассылала приглашения всем, и все приходили. Мы с дедушкой весь месяц готовились к празднику. Нам надо было отыскать самую лучшую рождественскую елку, заготовить достаточно дров, чтобы разжечь большой костер на озере. Основная его часть никогда не замерзает, но некоторые рукава могут замерзнуть. Я помню, как в декабре дедушка каждый день ходил проверять толщину льда. Если она достигала четырех дюймов, нам разрешали кататься на коньках. В тот день, когда дедушка объявлял, что уже можно, я чувствовал себя счастливее, чем на Рождество. Я помню этот лед, такой прозрачный, что казалось, будто ты катаешься над водой по стеклянной поверхности. Зимой сюда было трудно добираться, но все равно на Рождество у Стоунов собирались все. Бабушка запрещала приносить подарки. Говорила, что каждый гость подарок уже сам по себе. И к нам приходили все соседи, жившие в радиусе нескольких миль отсюда. В обход бабушкиного запрета на подарки, женщины приносили пироги, домашний хлеб и банки с разными домашними заготовками. Многие семьи готовили веселые представления. Мы наедались до отвала и пели песни. Всю ночь на озере горел костер, устраивались снежные битвы и конкурсы на лучшего снеговика. Почти всегда гости приезжали с намерением остаться на несколько дней, привозили с собой спальные мешки, которые раскладывались прямо на полу. А наутро праздник продолжался.

Джефферсон говорил, и казалось, что в нем оживает какая-то забытая часть его самого.

– Звучит просто прекрасно, – мечтательно произнесла Энжи. – А что случилось с праздником потом?

– Когда мы переехали в город, стали устраивать его в уменьшенном варианте. Бабушка с дедушкой старели, дети вырастали и разъезжались. И все постепенно угасало.

Джефферсон замолчал, и они еще долго сидели в полной тишине.

– Вы не против немного прогуляться? Хочу вам кое-что показать.

Но, даже подав ей руку, он сомневался, правильно ли поступил, пригласив ее. Джефферсон еще никогда никому не показывал свое тайное место. Хейли не захотела бы идти туда. Она постоянно жаловалась на ямы и ветки, цеплявшиеся за одежду, и очень боялась встретиться с медведем, волком или пумой. Он повел Энжи по тропе, которая довольно сильно заросла, но все еще оставалась пригодной для ходьбы, потому что по ней ходили звери. Несмотря на нараставшую послеполуденную жару и совершенно неподходящую обувь – пара легких шлепанцев, – она мужественно поднималась за ним по лесистому холму.