меня! Я просто представляю себе эту картинку семейную. Нормального убийцу-людоеда, который пришел домой с работы. Назакрывал, наувольнял, наубивал, выслал за границу пару людей. Устал очень, и сердце покалывает»[1346].

Позднее образ «Правды, на которую плюют» отзовется в черновиках «Песни Гогера-Могера» (1973): «Плюют на чистоту и благородство» (АР-6-53). А если вспомнить, что Правда в «Притче о Правде» наделяется эпитетом «чистая», то становится понятно, что под «чистотой и благородством» поэт имеет в виду самого себя. К тому же на его лирического героя уже «плевали» в «Путешествии в прошлое» (1967): «Кто плевал мне в лицо, а кто водку лил в рот». А в 1973 году в своем письме на имя Демичева Высоцкий подобным же образом охарактеризует направленную против него статью «Частным порядком»: «И вот незаслуженный плевок в лицо, оскорбительный комментарий, организованный А.В. Романовым в газете “Советская культура”, который может послужить сигналом к кампании против меня, как это уже бывало раньше» /6; 410/. Встречается этот образ и в первоначальном варианте «Разговора в трамвае», где нашла отражение газетная кампания 1968 года: «Он же мне нанес оскорбленье: / Плюнул и прошел по коленям» /5; 498/. А в «Притче» Ложь, обокрав Правду, «сплюнула, грязно ругнулась и вон подалась».

Кроме того, Ложь еще грязно ругнулась, как в том же «Разговоре в трамвае»: «Ах, нехорошо, некультурно / На ухо шептать нецензурно!». А в черновиках «Притчи» Ложь наделяется эпитетом гнусная: «Гнусная Ложь эту Правду к себе пригласила» /5; 489/, - который в поэзии Высоцкого часто применяется к врагам. Например, в стихотворении «Приехал в Монако какой-то вояка…» (1967) лирический герой так охарактеризовал внушение добить человека в драке: «Пусть гнусности мне перестанут внушать!».

В анкете 1970 года, отвечая на вопрос «Отвратительные качества человека», поэт написал: «Глупость, серость, гнусь».

В стихотворении «Говорили игроки…» (1975) герой говорит о своих врагах: «Три партнера — гнус, плут, жох — / И проныра — их дружок — / Перестраховались. / Не оставят ни копья: / От других — таких, как я, — / Перья оставались» (АР-11-23).

В «Двух судьбах» (1977) Нелегкая шла, «гнусно охая». А в песне «Ошибка вышла» (1976) на требование героя показать протокол «чья-то гнусная спина / Ответила бесстрастно: / “Нам ваша подпись не нужна, / Нам без нее всё ясно» (АР-11-40).

Этот же эпитет применяется к нечистой силе, являющейся олицетворением власти: к Черномору («Ну а подлый Черномор / Оказался гнус и вор» /2; 40/), к Кащею («Ах ты, гнусный фабрикант!» /2; 34/), к вампирам («Нате, пейте кровь мою, / Кровососы гнусные» 13; 85/), и в целом к диктаторам: «Гитлер вон вовсе не заикался, не говоря уже о Муссолини. А что из этого вышло? Ничего! Вышло, то есть, кое-что гнусное, но именно потому, что не были они заиками. А будь они ими — не произнесли бы ни одной речи во вред международному народу» («Дельфины и психи» /6; 34/).

Примечательно, что прообраз ситуации из «Притчи о Правде» был представлен уже в песне 1962 года: «Как в старинной русской сказке — дай бог памяти!..» = «Сказка о Правде и Лжи» (вариант названия[1347] [1348]); «Колдуны, что немного добрее…» = «Грубая Ложь эту Правду к себе заманила»; «Говорили: “Спать ложись, Иванушка”» = «Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег». В первом случае автор выводит себя в образе доброго молодца Ивана, а во втором — в образе Правды. Причем резюме, которое дается в ранней песне: «И выходит, что те сказочники древние / Поступали и зло, и негоже», — перекликается со стихотворением «В лабиринте»: «Вспомните миф, древний, как мир» /3; 373/, - в котором будут фигурировать злобный король и Бык Минотавр, также поступающие «зло и негоже».

Только к утру обнаружила Правда пропажу

И подивилась, себя оглядев делово, -

Кто-то уже, раздобыв где-то черную сажу, Вымазал чистую Правду, а так — ничего.

А через некоторое время сказано, что Правду «мазали глиной». Очевидно, что это метафорическое описание травли поэта. Более того, грязь является неотъемлемым атрибутом власти, так как она сама грязна. В песне применительно ко Лжи этот образ используется дважды: «Сплюнула, грязно ругнулась и вон подалась», «А грязная Ложь чистокровную лошадь украла / И ускакала на длинных и тонких ногах» (что делает еще более ярким контраст с чистой Правдой). Да и вся страна является сплошной грязью: «Грязью чавкая жирной да ржавою1^2, / Вязнут лошади по стремена, / Но влекут меня сонной державою, / Что раскисла, опухла от сна» («Купола», 1975).

Вообще образы грязи, пыли, жижи и болота как отражение советской действительности (в частности, брежневского застоя) очень характерны для поэзии Высоцкого: «Ни души вокруг единой: / Только топи да трясины / непролазные…» /5; 458/, «Животом — по грязи… Дышим смрадом болот» /3; 232/, «…И болотную слизь конь швырял мне в лицо. / Только я проглочу вместе с грязью слюну…» /4; 226/, «Я грязью из-под шин плюю / В чужую эту колею» /3; 243/, «То ли счастье украсть, / То ли просто упасть / В грязь?» /2; 148/, «Окунайся в черные брызги, / Окунайся в черную грязь!» /5; 102/, «Пред королем падайте ниц / В слякоть и грязь — всё равно!» /4; 123/, «В грязь втоптаны знамена, смятый шелк» /3; 75/, «В грязь валились враги, о пощаде крича» /5; 7/, «А в лобовое грязное стекло / Глядит и скалится позор в кривой усмешке» /4; 66/, «На жиже — не на гуще — мне гадали» /5; 35/, «Пылю по суху, топаю по жиже» /5; 151/, «Линяют страсти под луной / В обыденной воздушной жиже» /5; 145/, «Сочится жизнь — коричневая жижа… / Забудут нас, как вымершую чудь» /5; 294/, «Встаю я, отряхаюсь от навоза» /4; 72/, «Восстану я из праха, вновь обыден, / И улыбнусь, выплевывая пыль» /3; 143/.

Правда смеялась, когда в нее камни бросали:

Ложь это всё, и на Лжи — одеянье мое!..

Двое блаженных калек протокол составляли

И обзывали дурными словами ее.

Правда пытается доказать, что на самом деле она чиста, причем говорит это представителям той самой власти, которая ее оклеветала. Похожая ситуация была в «Гербарии»: «Поймите: я, двуногое, / Попало к насекомым!», — и в первоначальной редакции «Разговора в трамвае» (1968): «Путаете вы: не поддавший я! / Гражданин сержант, да пострадавший я!» /5; 499/. Тогда Высоцкий действительно оказался «пострадавшим» в результате погромных статей и пытался убедить в