уже согласились выступать на церемонии. Вернон высказал надежду, что преподобный Брэдли не будет возражать, если телеевангелист Рекс Хамбэрд, к которому Элвис обращался за поддержкой во время последнего тура в Лас — Вегасе в декабре прошлого года, также выступит на похоронах с небольшой речью. Преподобный Брэдли не возражал и дал свое согласие на все просьбы Вернона касательно проведения церемонии. Когда чуть позже прибыла Присцилла со своими спутниками, наступил черед самых печальных воспоминаний о прошлом, на фоне которых Джо все — таки выбрал нужный момент и вручил Присцилле видеокассеты и ее поляроидные снимки, которые Элвис хранил все эти годы. Только после трех часов ночи собравшиеся начали расходиться по комнатам, чтобы ненадолго уснуть, но толпа поклонников у ворот тем временем все увеличивалась, а около тридцати преданных Элвису опечаленных душ уже стояло за оградой Мемфисского Мемориального кладбища.

Ларри и Чарли с самого утра уже приступили к работе, выполнив все указания Вернона. Чарли подрезал и покрасил бакенбарды, а Ларри подстриг и уложил волосы Элвиса, затем они оба приступили к макияжу, пытаясь сделать его лицо насколько возможно привлекательным. Джо распорядился, чтобы вся мебель была вынесена из гостиной, прежде чем в белой машине в сопровождении мотоциклетного эскорта прибыл гроб чуть раньше полудня. Толпа вокруг дома уже достигла количества пятидесяти тысяч человек, и все как один замерли, когда по широким ступеням гроб вносили в дом через главный вход. Некоторые фанаты забирались на деревья, росшие во дворе Грейслендской Христианской Церкви, которая стояла рядом с домом, и в тишине раздавался треск веток под ними.

Гроб был установлен в холле между гостиной и музыкальной комнатой в дальней южной части дома. Семья и друзья имели возможность попрощаться с Элвисом перед началом гражданской панихиды, которая ожидалась после полудня. У Вернона от горя подгибались колени, бабушка была абсолютно подавлена, лишь только Полковник, прибывший из Портленда ранним утром этого дня, напрочь отказался подойти к телу. Насколько помнили окружающие. Полковник никогда ранее не посещал похорон, также никто не припоминал, чтобы он обсуждал смерть и все, что с ней связано. Ему это не было нужно. Ни от кого из находящихся дома не укрылись подробности разговора Полковника и Вернона на кухне, когда он застегивал пуговицы на пиджаке безутешного отца и пытался внушить ему осознание всей серьезности ситуации и необходимость именно сейчас, даже в самый страшный момент траура, устремить свои мысли и действия в будущее. То же самое было, когда Элвис находился в Германии, говорил он, — хищные стервятники уже вьются низко и готовы в любой момент накинуться и захватить все, что по праву принадлежит Вернону и маленькой Лизе — Марии, они мечтают сделать свои миллионы на имени Элвиса, продолжал он. Вернон лишь машинально кивал, когда Полковник страстно доказывал ему, что они не должны терять ни минуты и ковать железо, пока горячо, — даже двухдневное промедление может быть фатальным. Красивое застывшее лицо Вернона отражало непередаваемую тоску и боль; было трудно сказать, понимал ли он хоть что — нибудь из того, что говорил ему Полковник, но он вежливо соглашался с любыми его аргументами и кивал головой. Он понимает, что все будет идти своим чередом. Все будет так же, как и раньше. Он знает и ценит, что Полковник беспокоится об их интересах.

Для гражданской панихиды, которая должна была начаться в три часа дня, гроб с телом был спущен вниз и установлен в фойе прямо под огромной хрустальной люстрой. Белые льняные покрывала были постелены на полу по периметру гроба. Лужайка около дома представляла собой море цветов. Репортеры с места событий описывали происходящее как массовую истерию: «В фойе заходило по четыре человека за один раз, быстро к гробу и обратно в тридцатиградусную жару. Несколько скорбящих поклонников упало в обморок на мраморный пол, их пришлось выносить из дома. На целую четверть мили вниз по улице растянулась скорбная процессия, в которой через каждые несколько ярдов находились помощники шерифа. Терпеливо и скорбно люди медленно продвигались в этом жарком мареве к воротам дома… Огромное количество падало в обмороки из — за жары. Многим давали пакеты льда, они поднимались и становились обратно в очередь, чтобы через какое — то время упасть в обморок опять. По радио постоянно передавали самые известные хиты Пресли, а три полицейских вертолета кружили над особняком. Тридцать сотрудников Национальной охранной службы были вызваны, чтобы помочь восьмидесяти полицейским и сорока шерифам контролировать толпу».

За гробом, окруженным охранниками, во все глаза наблюдал Вернон. Он понимал с тоской, что не сумел сберечь сына при жизни, и как будто пытался оградить его от возможных бед после смерти. Тем не менее одному из кузенов все — таки удалось сделать снимок Элвиса камерой «Микокс», которой его снабдили в редакции National Enquirer. Этого никто не заметил, и Вернон узнал об этом инциденте только после выхода следующего номера с этим фото на обложке. На фотографии у Элвиса чересчур бледное, как будто восковое лицо, но он все еще поразительно красив. Он выглядит умиротворенным, словно наконец — то обрел желанный покой. Таким его мало кто видел при жизни: все знали, что покой был чужд ему, он был постоянно в движении. Преданная ему и при жизни, и после смерти биограф Донна Льюис выразила в своей статье то ощущение, которое возникло у многих его поклонников, — Элвис не был похож на самого себя: «Он выглядел ужасно… Было так больно видеть эту ужасающую перемену. Так больно!..»

Было уже около пяти часов. Огромная толпа народу около дома, казалось, не уменьшалась, что убедило Вернона продлить панихиду еще на пару часов. Начался моросящий доящь, но на толпу он никоим образом не повлиял и не заставил людей разойтись — скорбящие по своему кумиру поклонники продолжали заходить в дом. Все же в назначенное время — около семи — был дан приказ запереть ворота. «Никто из собравшихся сначала в это не поверил», — писал репортер «Rolling Stone» Чет Флиппо, так как более десяти тысяч человек, не шелохнувшись, стояли около дома, «столпившись около ворот в слезах и причитаниях и не собираясь уходить». Но фанаты Элвиса Пресли всегда отличались примерным поведением и особой законопослушностью; несмотря на то, что весь мир, казалось, рухнул и разбился на мелкие кусочки со смертью их идола, их покорная преданность оставалась неизменной. Опасавшиеся беспорядков полицейские без всяких препятствий закрыли ворота, и через полчаса собравшиеся начали постепенно расходиться. «Каменная ограда дома Элвиса Пресли, выходившая на бульвар, носящий