— Вам нельзя переутомляться, — сказал Эйзенбейс. — Это усиливает образование дурных соков.

— Убирайтесь ко всем чертям с вашими дурными соками! — заорал Маккулум.

— Не глупите, — сказал Хорнблауэр, теряя терпение. — Вчера он спас вам жизнь. Вы не помните, как вам было плохо? «Больно, больно» — вот как вы говорили.

Хорнблауэр произнес последние слова тонким голосом и повернул голову из стороны в сторону, как Маккулум на подушке. Видимо, получилось похоже, потому что даже Маккулум немного смутился.

— Может, мне и было плохо, — буркнул он, — но сейчас я чувствую себя хорошо.

Хорнблауэр посмотрел на Эйзенбейса.

— Позвольте мистеру Маккулуму поговорить еще пять минут, — сказал он. — Ну, мистер Маккулум, вы упомянули фитильный шланг. Не объясните ли вы мне, как это делается?

XIV

Хорнблауэр пошел на бак. Там артиллерист и его помощники, сидя на корточках, изготовляли фитильный шланг согласно указаниям Маккулума.

— Я надеюсь, вы старательно заделываете стыки, мистер Клут, — сказал Хорнблауэр.

— Так точно, — ответил Клут.

Чтобы не испачкать смолой белоснежную палубу, подстелили старую парусину и сидели на ней. Здесь же стоял чугунный горшочек с расплавленной смолой.

— Быстрый огнепроводный шнур горит со скоростью пять секунд фут. Вы сказали, один фут медленного огнепроводного шнура, сэр?

— Да.

Хорнблауэр наклонился, чтобы рассмотреть работу. Кожаные шланги были разной длины, от трех до пяти футов. Такова уж своенравная природа — из шкуры животного не получишь особо длинного куска кожи. Один из помощников артиллериста длинным деревянным шилом проталкивал быстрый огнепроводный шнур в отрезок шланга. Вытащив шило с другого конца, он сдвинул шланг по огнепроводному шнуру до соединения с предыдущим отрезком.

— Поаккуратней, — сказал Клут. — Смотри шнур не переломи.

Другой помощник артиллериста двойным швом пришивал клапан, соединяющий новый отрезок шланга с предыдущим. Когда стык был готов, Клут щедро замазал его расплавленной смолой. Предстояло продеть в шланг сто двадцать футов огнепроводного шнура, сшить и просмолить все стыки.

— Я взял два крепких бочонка на пятьдесят фунтов каждый, сэр, — доложил Клут. — И приготовил мешочки с песком, чтобы заполнить их доверху.

— Очень хорошо, — ответил Хорнблауэр.

Маккулум рассчитал, что для заряда нужно взять тридцать фунтов пороха, не больше и не меньше.

— Я не хочу разнести остов в щепки, — сказал он, — только раскрыть его.

Это та область, в которой Маккулум разбирается. Хорнблауэр не догадался бы, какое количество пороха даст желаемый результат на глубине сто футов. Он знал, что, заряженные в длинную девятифунтовую пушку, три фунта пороха вытолкнут ядро на полторы мили. Но тут совсем другое дело, и вода, в отличие от воздуха, несжимаемая среда. Положив в пятидесятифунтовый бочонок тридцать фунтов пороха, надо заполнить оставшееся пространство чем-то вроде песка.

— Скажите мне, когда все будет готово, — сказал Хорнблауэр и пошел обратно на корму.

Тернер, недавно вернувшийся с берега, ждал, пока капитан обратит на него внимание.

— Да, мистер Тернер?

Судя по всему, Тернер хотел поговорить наедине. Хорнблауэр подошел поближе, и Тернер произнес тихо:

— Простите, сэр, это насчет мудира. Он хочет нанести вам визит. Он чего-то добивается, а чего, я выяснить не смог.

— Что вы ему сказали?

— Я сказал — извините, сэр, я не знал, что еще сказать, — я сказал, вы будете очень рады. Боюсь, тут что-то нечисто. Он заявил, что прибудет незамедлительно.

— Вот, значит, как?

В этих беспокойных водах все нечисто, подумал Хорнблауэр, и ему сразу же не понравилось, как он это подумал.

— Вахтенный мичман!

— Сэр!

— Что вы видите со стороны города?

Смайли направил подзорную трубу на противоположную сторону залива:

— Лодка отошла от берега, сэр, лодка с латинским парусом. Мы видели ее прежде.

— Флаг на ней есть?

— Да, сэр. Красный. Похож на турецкий.

— Очень хорошо. Мистер Джонс, у нас будет официальный посетитель. Прикажите приготовиться к приему.

— Есть, сэр.

— Значит, мистер Тернер, вы не знаете, чего хочет мудир?

— Нет, сэр. Он хотел видеть вас, и поскорее. «El capitano» — вот и все, что он сказал нам, когда мы сошли на берег. Там должен был открыться для нас базар, но никого не было. Он сказал, что хочет видеть капитана, и я сказал, что вы его примете.

— Никаких намеков с его стороны?

— Нет, сэр. Он ничего не говорил. Но я видел, что он взволнован.

— Что ж, скоро мы все узнаем, — сказал Хорнблауэр.

Мудир поднялся на борт с достоинством, хотя трудный подъем нелегко дался его старым ногам. Он внимательно огляделся. Понял ли он, что боцманматы и фалрепные его приветствуют, сказать трудно. У него было умное ястребиное лицо, обрамленное седой бородой. Живые черные глаза озирались по сторонам, и непонятно было, в новинку для него это зрелище или нет. Хорнблауэр коснулся полей шляпы, мудир вежливо поднес руку к лицу.

— Попросите его спуститься в мою каюту, — сказал Хорнблауэр. — Я покажу дорогу.

У себя в каюте Хорнблауэр с поклоном предложил мудиру стул. Тот сел, Хорнблауэр сел напротив, Тернер поместился рядом с ним. Мудир заговорил, Тернер перевел:

— Он надеется, что Бог ниспослал вам доброе здоровье сэр.

— Ответьте что полагается, — сказал Хорнблауэр.

С этими словами он посмотрел в проницательные глаза мудира и вежливо улыбнулся.

— Теперь он спрашивает, успешным ли было ваше плавание, сэр, — доложил Тернер.

— Скажите, что сочтете уместным, — ответил Хорнблауэр.

Обмен любезностями продолжался. Хорнблауэр знал, что на Леванте так принято. Неприлично и бестактно сразу переходить к сути дела.

— Надо ли предложить ему выпить? — спросил Хорнблауэр.

— Ну, сэр, при деловых беседах обычно подают кофе.

— Тогда, может быть, нам подать?

— Видите ли, сэр, наш кофе — это не вполне то, что они называют кофе.

— Тут ничего не попишешь. Прикажите, пожалуйста, чтобы принесли.

Беседа шла, так и не приближаясь к сути. Интересно отметить, что такое умное и подвижное лицо, как у мудира, может оставаться совершенно бесстрастным. Только кофе заставил его изменить выражение. Сначала он, не выказывая удивления, смотрел на толстые кружки, на облезлый оловянный кофейник; от кофе, как положено на Востоке, сначала отказался, потом согласился. Однако, отхлебнув, он не смог сдержать изумления. Впрочем, он тут же взял себя в руки, всыпал в кофе невероятное количество сахара и стал пить, не касаясь рукой чашки, а поднимая ее на блюдечке.

— Полагается подавать конфеты и печенье, сэр, — сказал Тернер. — Но мы не можем предложить ему ром с сахаром и сухари.

— Да, конечно, — согласился Хорнблауэр.

Мудир осторожно отхлебнул кофе и возобновил разговор.

— Он говорит, у нас прекрасное судно, сэр, — сказал Тернер. — Я полагаю, он скоро перейдет к делу.

— Поблагодарите его и скажите, что