Когда Котельниковы пришли посмотреть квартиру, жена офицера впопыхах снимала развешенное во дворе мокрое детское бельё и бросала его в ванночку, а водитель с её мужем в спешке укладывали вещи в огромный американский студебеккер.

Уже на следующее утро бригада пленных немцев в сопровождении вооружённого охранника начала косметический ремонт квартиры, состоявшей из двух комнат (четырнадцати и десяти метров), небольшой прихожей и огромнейшей кухни со старинной кафельной плитой большого размера, на которой стояли керосиновые плитки и примусы двух соседей, занимавших просторные квартиры с отдельными входами.

Пришлось дожидаться вселения, поскольку после ремонта должна была высохнуть краска на полу. Тогда Юрий с матерью решили съездить на день-другой в Болград, посмотреть, что осталось из вещей и мебели. Она была «венская»! Подарок к свадьбе матери от родственников, приобретших её в складчину.

Увы… Только один из соседей вернул патефон. Остальное было разграблено при вторжении в город румынских войск в 1941 году.

Юрий с матерью сходили на кладбище. Здесь всё было разрушено. Оказалось, там стояли войска оккупантов с тяжёлыми орудиями на прицепе к трактору. С трудом нашли могилу бабушки. Наняли местного рабочего, чтобы привёл в порядок надгробье.

В Болграде Юрий узнал, что Изабелла вышла замуж за комиссара румынской полиции. А перед освобождением города Красной армией они бежали в Румынию.

Почти четыре года войска румынского генерала Иона Антонеску вместе с немцами хозяйничали в Болграде. Перестреляли многих жителей. Родной город выглядел мрачно.

Вернулись в Кишинёв. Краска высохла, и можно было въезжать в квартиру. Ремонт оказался на удивление хорош.

Соседями по квартире были семья полковника политотдела погранвойск и многочисленная семья главбуха Госбанка Молдавии. В другом крыле была роскошная квартира одного из заместителей министра внутренних дел республики – генерала Чебана.

В квартире матери, очевидно, прежде проживала прислуга богатого хозяина. Дом имел импозантный парадный вход с улицы, по которой ходил маленький вагончик трамвая, и большие окна с закрывающимися изнутри ставнями.

Элементарную мебель и постель купить было негде: Кишинёв был освобождён Советской армией всего год назад. Но существовал склад «по возврату гражданам вывезенного оккупантами имущества». Он и выручил. Была плата, но символическая.

Пришёл майор Юрьев и стал прикидывать, куда втиснуть пианино. Мать с сыном сразу возразили. Но майор Юрьев и слышать ничего не хотел:

– Мне так приказано. И я обязан выполнить. Пианино и роялей на складе много. Их разберут даже те, кому они не нужны.

Однако решение Котельникова и матери было твёрдым:

– Речь идёт о возвращении вывезенного оккупантами имущества, а у нас до войны никогда не было пианино, значит, его и теперь не будет. Взамен, если можно, – добавила мать, – лучше тазик и ведро!

Всё изложенное выше – не выдуманный эпизод! Поэтому очень часто Юрий задаёт себе вопрос: «Можно ли НЕ помнить, НЕ ценить и тем более ЗАБЫТЬ оказанное ему и матери внимание? Даже более шестидесяти лет спустя! Предать забвению подлинную сердечность, заботу, человечность?» Вплоть до последнего дыхания не перестанет он благодарить своё Отечество и замечательных людей родного ведомства, перед которыми остаётся в неоплатном долгу.

Разумеется, за столь насыщенный отрезок времени служения Родине у Юрия бывали моменты огорчительные, неадекватные. Но повинны в этом мелкие людишки, авантюрные, пакостные, готовые на любые, порой самые ужасные преступления. Однако помнить надо и о хорошем…

Наступивший мир нёс радость, перемешанную с надеждой и тревогой.

Завершившаяся война унесла десятки миллионов человеческих жизней. Города лежали в руинах, кругом валялись остатки военной техники. Подавляющее большинство уцелевших в местах, где прокатились сражения, ютились в землянках и жили впроголодь.

…Осень тысяча девятьсот сорок пятого года в бывшей Бессарабии выдалась на редкость теплой и ясной. Хорошая погода прибавляла людям бодрость и веру в лучшее будущее. Восстанавливали жильё, убирали с полей урожаи хлеба и кукурузы, слив и винограда. В погребах бочки наполнялись свежим вином, в сельских дворах гнали из слив самогон «цуйку». Благодаря трудолюбию молдавских крестьян деревни преображалась.

Наконец, мать с сыном вышли в центр города – походить по магазинам, кое-что купить для хозяйства. Исколесили под палящим солнцем полгорода, побывали на базаре, в магазинчики заглядывали больше ради любопытства. Неожиданно Юрий увидел человека, показавшегося ему знакомым.

– По-моему, вон тот с бородой, – шепнул Юрий матери, – Мотя Петкер.

– Какой там Петкер? – удивилась она. – Его же перед войной забрали вместе с другими и куда-то увезли… – Мать махнула рукой, дескать, не говори ерунду и, тяжело вздохнув, сочувственно продолжала: – Тот Петкер, наверное, давно уже сгнил. Ты же знаешь, куда их заслали? Страшно говорить… А тебе почудился Мотя Петкер!

Сын не ответил и ускорил шаг. Обогнав бородача, понял, что не ошибся.

– Господин Петкер? – по установившемуся в довоенном родном Болграде обычаю обратился Юрий к замершему от неожиданности коренастому, приземистому человеку с пышной седеющей бородой.

Тот взволнованно уставился на стоявшего перед ним подполковника и, словно глазам не веря, промолвил:

– У-ва, Юра? Офицер, да ещё с медалями! Ты это?

– Я, господин Петкер, – слегка улыбаясь, подтвердил тот и указал на мать, остановившуюся за спиной земляка.

– А вот и моя мама. Узнаёте?

– У-ва! – оживился Петкер. – Здесь теперь живёте?

Разговорились. Оказалось, что и Петкер ищет жильё. Вдруг он стал благодарить Юру за хлеб, который тот привёз им в памятный день высылки.

– Ваш Юрка просто ну… настоящая душа! Представляете, прямо в вагон, когда вдоль всего эшелона стоят часовые с винтовками и овчарками, он передаёт нам чуть ли не целый мешок с буханками! И два круга колбасы. Это можно сравнить лишь с неожиданно павшей манной небесной. Мы со священником Богачем были тогда просто спасены!

Юрий смущённо отворачивался, пытаясь переменить тему разговора. Матери, наоборот, добрые слова в адрес сына были приятны:

– А как же иначе? Жили столько лет в одном городе! Всякое бывает… А старое чего вспоминать? Главное, слава богу, остались живы! Но вас, господин Петкер, из-за бороды совсем не узнать.

– Э… – едва слышно протянул в ответ Петкер и как бы между прочим не без тоски заметил: – Вы правы, мадам! Вечно вспоминать, что да как было? Без толку. Но всё-таки вспоминается. Особенно то, что было лет пять-шесть назад. Почему бы и нет? Доброе дело нельзя забывать! Представьте себе, даже при румынах! Пусть власть паршивенькая, пусть попадались антисемиты и кругом сновали хабарники, но все знали чувство меры. Что ни говорите, всё-таки была жизнь! Был у меня магазин, была торговля, были и люди настоящие! Что за вопрос! Если дал человек слово, пообещал, конечно, сдерживал его! А сейчас? Э… Вы правы, мадам! Главное, живы и, чтоб вы мне с сыном таки да были здоровы!