украшенный резьбой тонкой работы. Изображённые мягкими, плавными линиями лотосы, целиком покрывая дом, будто покачивались. Если не обращать внимания, что несколько досок заменили, резьбу можно было бы смело назвать произведением искусства.

Сейчас перед воротами этого произведения искусства, служа временным очагом, лежало три камня, меж которых потрескивали наколотые дрова. В горшке для варки лекарств из грубой глины на слабом огне побулькивали целебные средства — и похоже, снадобье томилось уже какое-то время.

Под камнями всё ещё росла трава — видимо, очаг устроили недавно, дрова горели не слишком долго. Глиняный горшок выглядел новеньким, будто только что куплен — осадка от лекарств не видно, даже наоборот, сверкает чистотой. Что булькало внутри — неясно, не то ямс, не то батат.

Тот, кто варил лекарство, сплёл из коры и листьев бамбука гамак, подвесил между двумя крепкими бамбуковыми стволами и теперь сладко спал, накрыв лицо книгой.

От тихонько кипящего отвара разносился горьковатый аромат, от горящих дров веяло теплом, но неожиданно среди бамбука пронёсся лёгкий ветерок…

В роще было тихо и спокойно, по какой-то причине горький запах лекарства приносил умиротворение и безмятежность, помогал расслабиться.

У импровизированной «жаровни для перегонки лекарств» лежал, жмурясь и полуприжав большие уши, рыжий пёс. Казалось, он тоже дремлет, но чуть шевелящаяся шерсть на ушах и бегающие вокруг сощуренные глаза выдавали настороженность.

Маленькая белоснежная бабочка беззвучно залетела в рощу и запорхала над травами у «жаровни», как вдруг рыжий пёс раскрыл пасть — бабочка исчезла — облизнулся и улёгся снова, лениво сощурившись.

Человек в бамбуковом гамаке всё ещё спал, среди деревьев веял тихий ветерок, принося прохладу, солнечный свет понемногу иссякал, и становилось холоднее.

— Гав! Гав-гав-гав! Гав-гав! — залаял на спящего рыжий пёс, неожиданно вскочив на ноги.

— Хм? А-а… — Лежавшая на его лице книга хлопнулась на землю, он пошевелился, рассеянно посмотрел на шуршащие над головой бамбуковые листья и через некоторое время слегка зевнул. — Время пришло?

Рыжий пёс бросился к его гамаку с радостным выражением морды, изо всех сил виляя хвостом и поскуливая.

Поднявшийся с гамака мужчина был одет в серый халат, заплатка на рукаве слегка прохудилась, но одежда чисто постирана и высушена на солнце до мягкого и воздушного состояния, без морщинок на ткани. Если бы не чуть желтоватый оттенок белого лица и будь его облик чуть более выделяющимся, этого человека, пусть с натяжкой, но можно было бы назвать грациозным и прекрасным молодым господином. Но увы, он выглядел мягким и нерешительным, рассеянным и заурядным, кто даже в путешествии не отличит север от юга и востока от запада — видимо, слишком заспался.

Лекарство в горшке как раз выпарилось до середины. Оглядевшись по сторонам, он наконец встал, медленно сходил в дом за посудой, налил отвара чуть меньше, чем до половины миски, и неторопливо выпил.

— Если бы ты умел ещё мыть посуду, было бы прекрасно… — с сожалением сказал он, глядя на валяющегося кверху пузом рыжего пса.

Тот пропустил его слова мимо ушей и с ещё большим наслаждением свернулся клубочком на траве.

Глядя на питомца, человек в сером не сдержал улыбки, но пальцы его чуть ослабли, и миска со звоном разбилась о землю.

Рыжий пёс перевернулся, подскочил и бросился ему в объятия, щекоча руки пушистым хвостом. Мужчина присел на корточки и погладил собаку по короткой жёсткой шерсти, его пальцы двигались с некоторым трудом.

— Будь ты курицей, мог бы снести мне пару яиц, вот было бы… — пробормотал он.

Пёс повернул голову и прикусил его руку, сердито заворчав.

Человек в сером примолк, но улыбнулся ещё шире, потрепал питомца по голове, вытащил из-за пазухи пампушку с начинкой и сунул ему в пасть. Зажав в зубах угощение, пёс отошёл в сторонку и принялся есть. Мужчина поднялся на ноги и отряхнул руки.

Разумеется, то был Ли Ляньхуа, который с мечом в руках устраивал беспорядки в столице, а его рыжий пёс — любитель свиных окороков, «тысячелетний лис-оборотень». Фан Добин радостно женился на прекрасной принцессе и, само собой, теперь ему недосуг водиться со всякими бездельниками без звания и славы. Даже пожелай Ли Ляньхуа вручить ему подарок, ему не удалось бы этого сделать, и отныне увидеться с фума стало очень и очень непросто, так что он побыстрее уехал из столицы, прихватив с собой «тысячелетнего лиса-оборотня», за которым ему так нравилось наблюдать.

Понемногу темнело, всё в роще тонуло в вечерней мгле, словно исчезающий морок. Ли Ляньхуа стоял перед Лотосовым теремом, глядя на шелестящий бамбук.

Перед глазами у него висело чёрное пятно размером с голову человека, и куда бы он ни посмотрел, оно следовало за его взглядом. Слегка нахмурившись, он потёр глаза — похожее на призрака пятно сказывалось на его зрении. Бамбуковая роща перед ним погрузилась в сумерки, но было очень тихо, только вдалеке жужжали насекомые, внешний ряд стволов ещё ловил последние лучи солнечного света, играя прекрасной глубокой зеленью.

С нынешним зрением читать было тяжело, но всё ещё удавалось любоваться пейзажами.

Ли Ляньхуа левой рукой потёр пальцы правой — после того сражения в резиденции Лю, помимо неизбежного пятна перед глазами, его правая рука, прежде ловкая и подвижная, время от времени слабела, иногда он даже не мог удержать в ней палочки для еды.

Сейчас пятый лунный месяц.

Что же будет к восьмому?

— Гав! Гав-гав-гав-гав! — «лис-оборотень» вдруг вскочил, бросил пампушку, поспешил к хозяину, загораживая его, и сердито зарычал в сторону рощи.

— Ш-ш-ш, не шуми, это хороший человек, — ласково пожурил Ли Ляньхуа, и пёс чуть притих, но смотрел по-прежнему угрожающе.

Из темноты медленно вышел человек, Ли Ляньхуа на миг замер, удивлённый.

— Это вы!

— Я, — кашлянув пару раз, отозвался гость.

— Я ещё не ужинал, хотите, сходим вместе поесть лапши с луком? — с серьёзным видом спросил Ли Ляньхуа. — Вы уже ели?

— Нет. — На лице пришедшего отразилась горькая усмешка.

— Вот и замечательно…

— Я не голоден, — покачав головой, медленно заговорил гость. — Я пришёл… потому что слышал… что меч Шаоши у вас.

— А? — Ли Ляньхуа и позабыл, куда положил этот меч, ненадолго задумался и наконец вспомнил. — Он на платяном шкафу.

Видя удивлённое лицо гостя, он хотел было сказать, что это Фан Добин сделал для меча подставку, а на неё, в горизонтальном положении возложил меч, во всём Лотосовом тереме не нашлось достаточно большого комода, чтобы уместить её, так что пришлось устроить на шкафу — но такое объяснение пришедшему не пришлось бы по нраву, так что он лишь неловко улыбнулся.

— Я… Могу я взглянуть