одновременно остроумен и даже дерзостен: «Очень прошу Вас лично обратить внимание на донскую частицу РСФСР. Ведь Вы же не только Председатель Совмина, но ещё и русский человек».

Власть откликнулась – быть может, не в той мере, как надеялся Шолохов, и всё же. Четырёхсотлетие решили не праздновать, причём не в Москве, а в Ростовском государственном университете, отписавшем по этому поводу в ЦК: «Празднование юбилея… привело бы к искусственному выделению казачества из общей массы населения казачьих областей, к возрождению былых различий между казаками и “иногородними”, которое стало уже анахронизмом».

Тем не менее 10 сентября 1970 года Секретариат ЦК КПСС принял постановление «О письме т. Шолохова М. А.». Оно гласило: необходимо поддержать шолоховские предложения «в части опубликования статей, посвящённых истории Донского казачества, в центральной и ростовской областной печати» и в части создания в станице Старочеркасской историко-архитектурного музея. О том было дано соответствующее поручение Совету Министров РСФСР.

С шолоховской подачи по всей стране пройдёт вал публикаций о многовековой ратной казачьей страде во славу Отечества. Памятники в Старочеркасске спасут, отреставрируют, восстановят. Откроют музей донского казачества. Шолохов немало ещё для того музея сделает.

В те примерно годы кто-то из очередных гостей запомнил симптоматичный диалог. Приезжий поинтересовался у прохожего: «А где Шолохов живёт?» – а в ответ услышал: «Барин-то? А вон тот дом».

Возможно, это прозвучало с доброй иронией, и тем не менее.

Ленинскую премию за роман «Поднятая целина» Шолохов отдал в распоряжение Каргинского сельсовета на строительство новой школы в Каргинской. Отличную, кстати, школу отстроили – рядом с той, где беззаконный Шолохов учиться начинал.

Про Сталинскую премию было сказано выше.

Каждая из этих премий являлась, по сути, состоянием.

«Барин».

* * *

Преодолев кризис после всех обрушившихся в пятидесятые хворей, Шолохов сумел встретить старость бодрым, крепким ещё мужиком.

Накинув на плечо ружьё, он, оставшийся заядлым охотником, наматывал то по донским степям, то по уральским десятки километров. В Казахстан Шолоховы так и ездили, с редкими перерывами, каждый год, а иногда и по два раза за сезон: рыбалка и охота за гусями. Добычу до Вёшенской довозили редко – всё на обратном пути раздавали товарищам да знакомым.

Не за добычей преодолевали такие расстояния: за счастьем.

Мария Петровна говорила казахстанским друзьям:

– Ещё только начинаем укладываться в дорогу к вам, а уж душа поёт: скоро Урал, охотничьи окопчики в полях, на путях пролёта птицы… Как же любим мы ваши места! Как к самой большой родне едем сюда…

Весной 1970-го Шолохов писал другу семьи, жившему в Уральской области писателю Николаю Корсунову про донскую погоду: «…в природе стала преобладать серость и нудность, как в литературе», – а это значило: охотничье сердце звало его на восток.

14 сентября писатель и его всё вынесшая жена были в Приуралье, на острове Бобровом. Корсунов запомнил писательскую супругу такой: «Мария Петровна страстный охотник, рыболов. Никогда её не страшили тяжести бивачной, охотничьей жизни… многие часы она может высидеть в окопчике под дождём и снегом, ожидая налёта дичи».

Однажды Мария Петровна убила гуся влёт, и он упал под ноги казахскому всаднику. Через краткое время, кажется, вся степь знала, что шолоховская жена – стрелок, каких не бывает. Даже лучше мужа, который был безусловно славный охотник – это подтверждали все его знавшие.

Мария Петровна смеялась: одним выстрелом мужа переиграла.

Не ошибся Шолохов тогда в Букановской. Скрепились они в неразрушимую божью пару.

Выезжали на охоту, загрузив машину скарбом на месяц вперёд. Курочку и петушка брали с собою. Жили то в палатке, то вовсе в шалаше. Курочка неслась у Шолохова на подушке. Петух жил под машиной, а оттуда по утрам кукарекал.

На казахской земле Шолохов, пользуясь славой и влиянием, принудил местное руководство организовать заказники, чтоб остановить катастрофическое браконьерство; занимался спасением озера Челкар и Камыш-Самарских озёр – его слушались.

Да и работать с какой-то поры он мог только здесь: дома поток гостей и просителей не прекращался почти никогда. В Казахстане, едва попадали в любой городок, тоже случались приёмы и посиделки – слишком многие хотели приветить писателя, – но, кажется, он и сам старался теперь держаться.

– Манечка-косолапочка, – спрашивал жену вечером, – я же не набрался сегодня?

– Нет-нет! Сегодня ты молодец.

В 1971-м, в первых числах апреля, Шолохов в последний раз выступил на московском партийном съезде, а в августе снова был у старых своих казахских друзей.

В тот год они заметили первые изменения, случившиеся с ним.

То, что не лез в сырость, слякоть – берёгся, чтоб не обострился ревматизм – это понятно.

Но он стал, что ли, сентиментальней.

Рассказывал, улыбаясь:

– Сидели мы с Марией Петровной в лодке, а у противоположного берега гусиное семейство купалось. Взрослые и с дюжину гусят. Столько шуму, брызг. Ныряли как! Потом малыши вылезли на бережок и буквально полегли все на солнцепёке. До того укупались, что и крылышки, и лапки, и головы – всё вразброс: все уснули, до единого. Ну просто как ребятишки.

Пробыли в тот заезд в Казахстане Шолоховы больше месяца, с 12 августа по 18 сентября, объездили все любимые места, и за всё это время Шолохов… не сделал ни одного выстрела.

Иной раз спрашивают, отчего он не писал в последние годы.

А чего бы не спросить: отчего он не стрелял?

В том году спросили.

– Гуси худые, – сказал. – Жалко.

Тогда Шолохов навестил Александра Твардовского в больнице – специально явился из Вёшенской. Твардовский перенёс инсульт, говорил с трудом; у него обнаружился запущенный рак лёгких. Жить ему оставалось совсем ничего.

Никогда ведь они не дружили, но теперь, глядя на уходящее своё поколение, Шолохов жалел всех.

Паустовский умер ещё в 1968-м, Чуковский в 1969-м – какие-никакие, а собратья по ремеслу. Паустовского Шолохов всегда ставил очень высоко. О Чуковском после всех высказываний его дочери думать не хотелось, но тоже ведь… одна эпоха.

Леонид Соболев умер в 1971-м, в феврале. Юрий Пермитин – в апреле.

Хрущёв – закадычный гость вёшенский – в сентябре.

В 1972 году Шолоховы снова приехали в Приуралье. Поездка сразу не задалась. Внук Шолоховых – сын Маши Андрюшка – был случайным образом сбит машиной посреди степи: пришлось положить пацана в больницу.

У Шолохова случился первый приступ диабета.

– Всё, наверное, отъездились, – сказала Мария Петровна.

Это действительно был последний их приезд.

Впервые они оказались здесь 30 лет назад, в 1942-м. И с 1945-го ездили, будто в рай на побывку. 27 лет пролетело, как дикий гусь над головою: ищи теперь следы на небе.

Мария Петровна: «Вспоминали с ним Приуралье и говорили друг другу: самые счастливые дни в жизни провели там».

Глава шестнадцатая

Месть

31 августа 1973 года в газете