«Тихий Дон» написал не Шолохов, а другой казак, родившийся в Кружилине, по кличке то ли Татарчук, то ли Турок. Внук купца Мохова. Сосед Лукешки и братьев Шамилей. Бывавший в Букановской у семьи, где снимал комнату комиссар Малкин. Знакомец Харлампия Ермакова, записавший со слов последнего всю его жизнь.

Нет второго такого?

Ах, как же так!

* * *

Антишолоховедение – чудовище, у которого взамен отрубленной тут же растёт новая голова. Гибнет одна концепция – тащат, с бесстыжими глазами, другую.

Подстилают под это, переговаривая на разный лад, всё то, что сразу выложил Солженицын.

У Шолохова, пишут раз за разом, не было образования. Настолько сурово это говорят, словно что-то всерьёз знают про образование многих других русских классиков.

Иван Алексеевич Бунин сколько учился? В 1881 году он поступил в Елецкую гимназию, – по статусу, пожалуй, ниже Богучарской у Шолохова и точно ниже московской имени Шелапутина, – но вернулся домой, проучившись три с половиной года, не завершив обучения. Академик Бунин! Гимназию не закончил! Меньше Шолохова учился. Притом что и подобного жизненного опыта Бунин не имел, и Гражданскую войну в упор не наблюдал, и от смертной погони на бричке не уезжал, и в расстрельном подвале не сидел.

А какое было образование у Горького? Ильинское училище, затем Нижегородское слободское Канавинское начальное училище, но курса не окончил. Тоже почётный академик!

Аркадий Гайдар где учился? В Арзамасском реальном училище начал обучение, в 1914 году, а там война, революция – так и не сложилось с университетами. На пехотных курсах Красной армии завершил образование. Ну так и Шолохов на продовольственного инспектора доучивался, тоже ведь – наука.

Артём Весёлый, сам огромный писатель и автор эпоса, учился в Самарском реальном училище, но вынужден был бросить его и поступить чернорабочим на Трубочный завод, поэтому Шолохова, в гимназиях обучавшегося, воспринимал чуть ли не как белую кость.

Шолохов в своём невероятном поколении обычный, – такие, как он, там через одного. Учился он больше Весёлого и немногим меньше Леонида Леонова, тоже, кстати, академика.

Мировая литература имеет подобных примеров – целый свиток.

Жизнь была главным учителем Шолохова.

Божий дар был его путеводителем.

Всему остальному доучивали книги.

Английский писатель Чарльз Сноу, финский литератор Мартти Ларни – все отмечали богатую шолоховскую библиотеку. Как писал современник: «Ни одной молчаливой, застывшей полки. Каждая из книг побывала в его руках, начинена закладками, пометками. Прочитана, продумана, оценена…»

* * *

Шолохов – мальчик, повзрослевший среди смертей.

Он рос в мире, где непрестанно, в течение всей его ранней юности, убивали. Всё вокруг было в смертях. Повсюду, в каждом соседском доме был свой растерзанный, казнённый, замученный.

Он не только писать начал рано – у него всё было слишком рано.

Он рано понял, как злы на язык люди. Как слаба даже кровная родня, когда их дома избегали дядья и тётки, а родная бабушка по отцу так и не посадила его на колени ни разу.

Он без родителей рано учился жить. Его в девять лет в Москву отправили, потом Богучар был – сам себя отстаивал в чужой среде этот мальчишка совсем маленького роста.

Он в 14 лет узнал не только войну, когда мужики друг друга рубят на куски – а как бабы могут пленного насмерть забить мотыгами.

Он продинспектором стал в 17 лет. Судьбы решал человеческие! Мог миловать, мог под суд отдать.

Он и женился рано, в 18 лет.

Он в 19 уже несколько шедевров написал и стал московской литературной звездой.

У него обнаружился невиданный дар, в первых же рассказах он показал, насколько глубоко знает жизнь, как безупречно выхватывает невиданные в русской литературе типажи.

Жизнь научила его быстро работать и не терять присутствия духа.

И что? Так о себе заявив, с лёту взяв огромную высоту, потом он 15 лет с чужой рукописью возился, пробивая её в печать?

Да в уме ли вы?

А как скоро, как неотвергаемо получил он право именоваться народным заступником, когда к нему шли, шли, шли люди: самых разных возрастов, селяне, партийцы, военные, прокурорские работники – сплошным потоком: как к самому родному и самому мудрому. Который может всё и поможет всем.

Ему в ту пору тридцати ещё не было!

«Тихий Дон», говорят, в 20 и в 25 лет – не пишут. А вот так – как он – живут, когда тебе 18, 25, 29?

* * *

«Знает всё, не уча» – сказано было про Серафима Саровского, но на самом деле иномерность, иномирность случается в России так часто, что стала обыденностью.

Всё, не уча, – по крайней мере, многократно больше того, чему их обучили, – на века вперёд знали Пушкин, Лермонтов, Блок, Есенин.

Вы разве в Бога не верите, маловеры? Всё ищете спасения в сынах человеческих? Кому вы хотите передарить молнию, пронзившую этого прекрасного казака? Усталому деду Серафимовичу? Областному писателю Крюкову?

Кажется, это всё от ужаса перед божественным.

Сознание неспособно принять гениальность, посетившую человека, как неспособно осознать бесконечность вселенной.

Иномирность познавшего всё, не уча, Шолохова никогда не перестанет пугать.

Шолоховский случай, помимо всех рациональных объяснений, по сути своей – озарение. Ряд ближайших ему аналогов лежит именно в поэтической сфере, к небесам, как известно, располагающейся несколько ближе, чем тяжеловесная проза. Артюр Рембо начал писать стихи в 15, закончил в 20 лет и больше к поэзии не возвращался – но по сей день является одним из самых известных в мире поэтов.

Озарёнными в необъяснимо ранней юности были и Пушкин, и Лермонтов, и Блок. Мы до сих пор учим наизусть стихи, написанные ими на пороге двадцатилетия. Но через эти строчки, сочинённые вчерашними детьми, из столетия в столетие скрепляет себя целая нация. Мыслимо ли?

Есенин в 1914 году пишет невероятной силы религиозную лирику: ему 19, и он уже гений. Притом что, казалось бы, не дорожит этой гениальностью, а влеком дальше – чувством великого поиска и собственной человеческой физикой. Он стремительно перестраивается, словно бы теряя себя прежнего целиком. В 1919 году создаёт цикл имажинистских поэм – в них прежнего Есенина и не узнать.

Спустя ещё несколько лет от ломаной строфики и смысловых парадоксов переходит к прозрачной лирике, к пушкинской элегичности, снова видоизменяя себя до неузнаваемости.

И на весь этот путь с несколькими перерождениями ушло 15 лет!

А Николай Тихонов, создавший совсем молодым человеком два великих поэтических сборника – «Орда» и «Брага»? Ему было немногим за двадцать, и вскоре он отстанет от взятых тогда рубежей навсегда.

Шолохов, конечно же, куда дольше удерживал дыхание, чем Рембо, Есенин, Тихонов. Но и его изменения, если всматриваться, тоже зримы и, как у поэтов, идут волнами.

В 1925 году – это человек, прошитый ужасом Гражданской войны и вместе с тем напоённый