море, Россия удерживала. Удержание днепровских городков стало на конгрессе вопросом, в котором твердая настойчивость московского дипломата столкнулась с упорством турок. Но твердость Возницына взяла верх, и он заставил турок пойти на уступки, по крайней мере в виде отсрочки решения этого вопроса, что давало надежду на выигрыш дела. За Возницыным стоял сам Петр. Ревностный оберегатель внешнего достоинства московского государя и Московского государства во всех случаях, когда этому достоинству мог грозить какой-либо ущерб, неуклонный приверженец традиционных внешних форм в международных сношениях, упорно державшийся дипломатического местничества, начинавшего уже смягчаться в европейской дипломатии, Возницын, по сути дела, был только неуклонным исполнителем данных ему решительных и твердых повелений, и этим определяется личное участие Петра в делах конгресса. Русское дело было решено именно так, как распорядился Петр устно, уезжая из Вены, и как затем он наказывал в письмах, подтверждая устный приказ: согласиться на основание «uti possidetis», что отнимало надежду на дальнейшие приобретения, но отнюдь ничего не уступать из приобретаемого по этому основанию и в крайнем случае отложить дело, ограничившись краткосрочным перемирием, которое, устраняя опасность войны с Турцией один на один, давало возможность передохнуть и окончить предпринятые военные приготовления. Эта мысль Петра и была осуществлена Возницыным на конгрессе[1364].

LX. Отъезд Возницына с конгресса. Возницын в Вене

На другой день по подписании союзниками договоров, 17 января, Возницын посылал доктора Посникова и подьячего Михаила Родостамова к цесарским и турецким послам и к посредникам с поздравлением и с подарками; послы «тое его присылку восприяли любительно и дохтура, и подьячего подчивали и дарили». Не без язвительного пренебрежения замечает он под тем же днем, что польский посол рано утром «сам друг уехал на почте, не сказався никому». Вскоре по возвращении с конгресса в Варшаву пан Станислав Малаховский заболел и умер. «Воевода Познанский в 24 день марта в Варшаве огневицею умре», — замечает наш «Статейный список»; причем и в этом случае Возницын не мог удержаться, чтобы не кольнуть даже уже умершего врага: «…говорят, с печали, что договор его не зело за благо почтен»[1365].

18 января Возницын делал прощальные визиты, был у цесарских послов, затем у посредников, первых поздравил с заключением мира, вторым, хотя он их и не признавал, приносил благодарность за труды. Парадный характер носил визит его к туркам, с обычной изобразительностью описанный им в недельной записке. «Турки, зная к себе приезд мой, ожидали меня. Тогда я приехал к ним к дву коретах; так же и верхи было человек с 50; стояли к светлицам их янычане улицею человек с 200, подпершись пищальми; у светлиц стояли турки офицеры, кругом многое число турок и греков. И как я приехал к рундуку, и тут меня из кореты турки приняли под руки, а рейз-эфенди и Маврокордат встретили у кореты; и один посол пошел предо мною, а другой назади и говорили, что у них так ведется и того почитания выше нет. Потом пришли в светлицы и показали мне место на правой стороне сесть, положа вместо стула подушку большую, а сами на левой стороне противо меня сели на земли и говорили сладкие любительные речи, все о согласии дружбы и любви. А потом подали инбирь в патоке, которого по ложечке мы вкусили, а потом кафе, потом по чубуку мне и рейз-эфенди табаку, потом щербету по чашке; потом курили и говорили, что приготовлен у них аргамак, которым хотят челом ударить мне, чтоб я у них тот подарок принял любительно и изволил бы от них на нем поехать. И я им благодарствовал и говорил, чтоб они, если изволят, прислали с своим конюшим. Потом говорили, чтоб я лучшим людем велел войтить в светлицу, а они велят своим войтить же, чтоб видели все их любовь и приятное прощение. И тогда вступили с обоих сторон немалое число людей. И рейзэфенди, приступя ко мне и я к нему, обнимались и друг друга в плеча лобызали; так же и с Маврокордатом; и проводили меня даже до кореты. И как пришли к рундуку, и тут стоял аргамак сер с седлом бархатным, луки шитые и с чепраком тканым, у седла привязан троком тесак, муштук и паперсть[1366] серебряные золоченые. И рейз-эфенди с великим прошением говорил мне, что во образ великие дружбы тем аргамаком они мне челом бьют, и чтоб на том их аргамаке хотя едину сажень поехал. Тогда я отговариваясь, видя прилежное прошение, учинил по их желанию, на том аргамаке простясь поехал и, — отъехав за их стан, сел в корету»[1367].

По дороге от турок он заехал к Рудзини, с которым, видимо, они вместе отвели душу, изливая досаду на цесарцев. Рудзини негодовал, что цесарцы, имея такой союз, не захотели подождать нескольких дней и после стольких трудов оставили их одних в войне, говорил, «что сей мир мочно назвать блазнию, а не прямым делом, и не угаснет сне непостоянство в тысячу лет; многие кроники о сем написаны будут». Московский посол отозвался, что цесарцы действительно сурово поступили, и указывал на то, что он не подписывал перемирия до последней возможности, ожидая венецианцев. Рудзини благодарствовал и говорил, что он, Возницын, «яко человек в делех знатной, может о их таком поведении потужить». Это дало повод Возницыну еще лишний раз повторить свои обычные жалобы на цесарцев, как они, вступив в союз с великим государем, начали тайные пересылки с турками, как великий государь, не зная этого и надеясь на союз, затратил многие миллионы на воинское приготовление, как цесарцы, не дождавшись двух лет до срока союза, начали переговоры о мире, без совета с союзниками приняли основание «uti possidetis». Рассказав о положении своих дел и на вопрос Возницына, выгоден ли будет мир для Венеции на условиях, принятых в прелиминарном договоре, венецианец заметил, что республика примет их только по самой великой нужде. При прощании на объявление Возницына о своем отъезде в Вену 20-го Рудзини выразил сожаление по поводу разлуки: «…зело сетует так милых друзей отличиться, a прощаться будет сам к нему»[1368].

В последние дни перед отъездом следовало принять ответные прощальные визиты. 19-го был с таким визитом Рудзини; на 20-е возвестили свой приезд турки, но в ночь на 20 января Возницын настолько серьезно заболел, что не мог даже подписать бумаг, отправлявшихся с отходившей в тот день почтой, и был принужден обратиться к цесарцам с просьбой прислать ему своего