Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в младших классах случались истории, обычные для мальчиков в этом возрасте. Были открыты две попытки бежать не то в Америку, не то куда-то еще. Все это сопровождалось целым ритуалом клятв и попытками добыть средства не совсем, к сожалению, этическими способами. Узнав об этом, 7-й класс решил образумить заговорщиков своими силами; довести об этом до сведения начальства было с точки зрения кадетских традиций абсолютно недопустимо. Но один из юных заговорщиков перепугался и бросился искать защиты у корпусных дам, работавших в бельевой. Дело дошло до генерала Адамовича, который потребовал от Педагогического комитета наложить суровые взыскания на вмешавшихся старших кадет. Это снова вызвало большое возбуждение в 1-й роте, и обстановка начала напоминать события, имевшие место в Панчеве; только приказ генерала выпуска положил конец попыткам готовиться к крупным нарушениям дисциплины.
Нужно добавить, что с осени 1920 года, под покровом строжайшей тайны, кадеты 7-го класса ухитрялись подслушать все, что происходило на заседаниях Педагогического комитета. Была открыта возможность пробираться на чердак, как раз над учительской. Все, что там говорилось, было слышно через отдушины вентиляции, поэтому мы всегда заранее знали, кто и что именно о нас говорит и чье отношение к нам было доброжелательным или, наоборот, плохим.
Время от времени в корпусе устраивались лекции и доклады, которые посещались также членами русской колонии: два доклада сделал генерал Адамович на свою излюбленную тему «О товариществе в армии», затем преподаватель Левитский – на тему «Религия и жизнь», затем было два доклада известного Григ. Петрова – «Труд и его продуктивность» и «Душа русского народа». В один из вечеров демонстрировал свои опыты какой-то фокусник-гипнотизер. Было устроено несколько танцевальных вечеров и спектаклей. По мысли генерала Адамовича, была введена традиция открывать танцы сербским коло «Србианка», которое «заводили», то есть начинали, сам директор и вице-фельдфебель.
С наступлением весны 1921 года стали часто устраивать экскурсии в ближайшие окрестности Сараева, где было много живописных мест в горах и памятников седой старины, римские мосты и дороги, остатки турецких и славянских крепостей и замков, а главное – скалистые горы, местами покрытые густым лесом, горные ручьи и озера, чудный горный воздух и первобытные нагромождения скал и утесов. Ездили и ходили в Илиджу, Стамбульчич, Каролиненгоф, карабкались на скалы, варили чай на костре и покупали в деревнях молоко, хлеб и сало. Иногда ходили с капитаном Билетовым, но чаще всего с генералом Адамовичем, который превращался на этих прогулках в совершенно другого человека, веселого, простого в обращении, занимательного и остроумного собеседника. В этой обстановке исчезал строгий и недоступный директор и генерал: он шутил, покупал для нас папиросы, много и интересно рассказывал, но прогулка кончалась, и между нами снова вырастала прежняя стена.
В день 6 мая мы приняли участие в сербском национальном празднике «Джурджев Дан» – день святого Георгия. В этот день с утра все войска гарнизона ушли в горы, к древнему римскому мосту. Мы шли с песнями, в общем строю войск; подофицерская школа полковника Белича пригласила нас к завтраку, и мы с ними расположились у моста, с интересом наблюдая, как во многих местах солдаты танцевали коло. Но скоро начал накрапывать дождь, и конец праздника был испорчен. А 18 нюня, в самый разгар наших экзаменов, корпус принял участие в очень симпатичном празднике «Дечи Дан», что по-русски значит «Детский День». Праздник этот, собственно, посвящен не только детям, но всей учащейся молодежи и празднуется по всей Югославии. С утра на улицах города стала формироваться длинная процессия учебных заведений, которая медленно двигалась к центру. Во главе процессии шли сокола и соколки в своей красивой форме, затем наши три роты в строю, за нами все остальные. Гремела музыка, пестрели флаги и плакаты. Мы тоже приготовили большую сербскую корону, оплетенную зеленью, и три плаката с надписями, означавшими в переводе на русский: «Спасибо, братья!», «Да здравствуют все славяне!» и «Да здравствуют дети Королевства!».
Необходимость нести эти плакаты и корону страшно всех удручала, так как все предпочитали просто идти в строю, а не превращаться в участников какого-то митингового шествия. Все старались увильнуть от этой обязанности, и в самую последнюю минуту наше начальство было вынуждено просто назначить несколько человек, которые пошли со злыми лицами и с унылым видом. В составе процессии мы ходили к Офицерскому собранию, потом к зданию Влады; всюду произносились речи, играли гимн и кричали «Живео!». После окончания торжества мы выбрались из толпы, подравнялись и строем пошли в корпус. Впереди, на коне, ехал генерал Адамович, за ним шли мы, сдвоенными рядами, с офицерами на своих местах. Шли с песнями, у нас был прекрасный запевала, полочанин А. Гулевич. И вот только мы вышли на улицу Краля Петра, как увидели, что перед отелем «Европа» вся она запружена густой толпой молодежи. При нашем приближении она раздалась на обе стороны, и мы вошли в этот проход под звуки песни «Взвейтесь, соколы, орлами!». В эту минуту раздался возглас: «Живела Велика Русия!» – и с обеих сторон в нас полетели розы и другие цветы. Генерал Адамович повернулся и велел подымать их и брать в руки. Эта красивая бурная овация славянской молодежи, устроенная неожиданно и искренно, глубоко взволновала нас и тронула до слез. Мы прошли всю улицу и вернулись в корпус, но долго не могли забыть этих минут, еще раз показавших нам, что имя нашей Великой Родины пользуется глубокой любовью среди окружающего нас братского народа.
17 июля, в 3-ю годовщину убийства Государя и Его Августейшей Семьи, на плацу корпуса была отслужена торжественная панихида, которая произвела на всех глубокое впечатление. Весь престол был густо убран зеленью и сплошным покровом васильков и ромашек, любимых цветов Государыни. Корпус был выстроен покоем, в середине стояли генерал Адамович со всем персоналом, командующий войсками генерал Хаджич, генерал Вукотич, масса югославских офицеров и большая толпа жителей Сараева и членов русской колонии. И когда раздалось пение «Со святыми упокой», когда весь корпус и все бывшие на плацу опустились на колени, трудно было удержаться от слез, и мы видели, что и многие сербы подносили