— Ну, тебе видней, спорить не буду. Так, что с этими двумя?

— У Шлёмки то, семья поначалу богатая была: как приехали — так сразу купили себе хороший дом с лавкой и стали торговать. Но потом он, то ли сам сгорел — то ли помог кто… Тёмная истории, в общем. Зато, после Революции сразу в пролетарии записались! А семья Коробка, к нам из своей Галиции изначально нищей приехала. Сперва, за версту меня завидев — со всех ног бежали руку обслюнявить, а потом…

Чуть не сплюнув, священник только поморщился брезгливо и продолжил:

— … Батька Коробка — первым в милиционеры подался, как Советская власть установилась. Ох и, лют был! За малым чуть не убил, всё искал что-то, при обыске все подушки с перинами штыком пропорол — белым-бело, как зимой в доме стало. Первым его и, на вилы подняли — когда в восемнадцатом восстание было. Жаль только, не… Прости меня, Господи, за мысли греховные…

Отец Фёдор перекрестился на иконы и замолчал.

Докушав в полном молчании, попив чай под разговор о погоде, да видах на урожай «во саду ли, в огороде», начав собираться, спрашиваю:

— «Коробок» — это такая западно-украинская фамилия?

— Нет, это их малоросская натура: как пойдут детишки в лес по грибы, по ягоды да орехи, а после на речку купаться — так этот, втихушку у них из коробков (лукошек) — в свой по жмени пересыпал. Вот так и прозвали его «Коробком», а как его на самом деле звать — все и забыли.

Кажется вспомнил.

Эти двое пытались в комсомол вступить — так там хорошие оценки за учёбу или трудовой стаж требуют, порядки у нас такие — с одним происхождением не пролезешь. Пытались к Ваньке да Саньке в «футбольные команды» вступить — так там муштра и тренировки до седьмого пота…

А потом, как-то про них и забыл.

Оказывается, зря!

Одевшись, перед тем как уходить:

— Ночевать не жди, отец.

Тот, как-то странно взглянув:

— К Софье Николаевне собрался, сынок?

— Сперва пробегусь по делам, потом ближе к ужину — да, к ней…

Вижу, что-то хочет сказать, но не решается.

— Что-то случилось, отец?

Отводит глаза в сторону:

— Да нет, ничего… До встречи, Серафим!

Застоявшийся «Форд», как будто меня ждал-поджидал и завёлся с пол-пинка. И я тоже по нему соскучившись — по «коробке», жму на «тапку» и вперёд вдоль недавно проложенной на северо-восток узкоколейке — соединившей Ульяновск и волость с бывшим Заокским «горным» районом.

* * *

Объезд начал, в буквальном смысле этого слова, издалека — с Воспитательно-трудовой колонии (ВТК) для несовершеннолетних имени Кулибина, где уже работал с переменным успехом первый цех «Завода контрольно-измерительных инструментов». Побыв здесь с часок, по-деловому сухо пообщавшись с Антоном Семёновичем Макаренко, удовольствовавшись увиденным и услышанным и, записал просьбы и нужды, отбыл.

Затем, заскочил на полчаса в уже строившийся Наукоград, где пообщался с профессором Чижевским Дмитрием Павловичем — напряжённо работающим над малой промышленной установкой по выделению сверхчистого по этим временам диоксида титана.

Слегка попеняв Дмитрия Павловича за медлительность и, терпеливо выслушав в ответ его бесконечные хотелки насчёт оборудования для металло-химической лаборатории и, так уже по оснащению стоящей — на голову выше любых других отечественных:

— Сколько можно ждать биокулярный микроскоп — позволяющий различать одни кристаллы от других?

— Столько — сколько нужно, Дмитрий Павлович.

— Мы получили компрессор из Германии — но такой системы и, в таком состоянии, что нам пришлось его больше чинить, чем на нем работать… Вы, что? Издеваетесь? Сколько можно терпеть такое отношение, я спрашиваю⁈

Только и остаётся, что отвечать:

— Маркс терпел и нам велел!

Взяв «проблемы на карандаш», посетил здесь же посёлок педологов — уже возведённый из быстросборных домиков. Поговорил с Фридрихом и Екатериной Залкиндт, бывшей в девичестве Олейниковой, послушал писк первых младенцев рождённых по проекту «Поколение Next», поугорал над данными им 'революционным именам (Марлены — в честь Маркса и Ленина, Октябрины — в честь революции, Эвиры — напоминание об эпохе войн и революций и даже, Ледавы — в честь Льва Давидовича Троцкого и Либкнехтины — в память о германском коммунистическом вожде Карле Либкнехте) и, со счастливой улыбкой на лице поехал дальше.

Посёлок вермикологов был практически пуст — большая часть учёных уехала в Чуйскую долину за одноимённым дождевым червём, но работы шли. Рабочие с весёлыми матерками вручную перелопачивали кучи компоста, где копошились и размножались прожорливые «маньчжурцы» — черви, привезённые в прошлом году с Дальнего Востока.

В думах, как механизировать этот процесс, проехав через поля Подхоза — зеленеющих дружными рядами картофельных кустов, я наконец приехал в «Особое проектно-техническое бюро № 007» (ОПТБ-007), при Ульяновском исправительно-трудовом лагере.

Побывав в Опытно-экспериментальном цехе и посетив рядконструкторских бюро — в первую очередь Архитектурно-строительный, я затем у себя в кабинете, выслушивая доклад своего «второго я» — зэка Краснощёкова, сообщающего мне, что Богданов не приедет — получив новое назначение в ВСНХ, обратил внимание на его кислый вид:

— Ну не приедет Александр Александрович — да и Маркс с ним! Жили же как-то без него и его «теологии» и, дальше жить будем — пока не помрём. Или, ещё что-то случилось что, Александр Михайлович?

Однако, во рту стало горько.

— Да уж, случилось, Серафим Фёдорович… Забирают меня от Вас!

Это было так неожиданно — как ушат колодезной воды за шиворот и я растерялся:

— Час от часу не легче… Куда забирают и кто?

— Назад в Лефортово, а вот кто…

Недоумённо разведя руками:

— … Даже, не решаюсь предположить.

Так, так, так…

Случайность, или чья-то целенаправленный замысел?

Если знающий все мои дела-делишки и планы Краснощёков выйдет из-под моего «колпака» — это может иметь самые непредсказуемые последствия для меня и моей «империи».

Этого допустить никак нельзя!

Лихорадочно соображаю:

— Какие меры были предприняты Вами лично?

— Сперва я через Начальника лагеря, в ответ на запрос отправил уведомление об невозможности этапа в связи с состоянием здоровья. Затем, через Брайзе и его юридическую контору «Красная справедливость» — прошение об амнистии к следующей годовщине Октября.

— Каковы шанцы на последнюю? Что Иосиф Соломонович обещает?

Довольно кисло:

— Ничего не обещает — всё зависит от «кремлёвских» и их тайных помыслов… А они только Марсу известны.

— Друзьям, приятелям и просто знакомым писали?

— В первую