нравилась моя растерянность. Кажется, ей вообще нравилось абсолютно все в этом моменте. Такое чувство, что все это было спланировано, чтобы заставить меня реагировать, испытывать чувство вины.

— И что ты чувствуешь? — уставилась девчушка в мои глаза с невиданным ранее интересом.

— Что, что… — замямлил я. — Что она нужна мне. И что…

— Что ты чувствуешь, Макс? — настойчиво повторила вопрос Ульянка, пристально изучая мое лицо, выискивая там настоящий ответ.

Я зажмурился. Перед глазами стояло ее лицо, янтарные глаза, волосы цвета пламени. Я помнил ощущение своей руки в ее руке. Помнил как мы с ней сидели бок о бок на сцене. Момент, который, чего я больше всего боялся, может больше не повториться.

Жизнь уже давно превращалась в длинную цепочку таких вот сожалений, воспоминаний о том, что следовало сделать, размышлений о том, что могло бы быть. Самое занятное, что порой подобные мысли обрушиваются в самых неожиданных местах. Но вернуться в прошлое, по большей части все же, невозможно. Вся хитрость состоит просто-напросто в том, чтобы смотреть прямо вперед, предугадывать и предотвращать ошибки до того, как они произошли.

— Что тоже люблю ее, черт побери! — рявкнул я прежде, чем подумал. Зато, когда понял, отпустил рыжую-младшую, зажав рот освободившейся рукой. Мое сердце на миг застопорилось, как глохнущий мотор. Пульс резко участился. Неужели я действительно это сказал? И даже не последовало никакого фейерверка или парада, или хотя бы знаков, льющихся дождем с небес, объявляющих о том, что я сейчас ляпнул то, что еще неделю назад не сказал бы даже под пыткой.

А Ульянка всплеснула руками и прижала ладони к груди, всем своим видом выражая восторг:

— Так-так, что я слышу! Сообразил наконец-таки! И вот нужно было комедию ломать?

Действительно. И откуда вы все такие проницательные только на мою голову выискались? Ну, хоть теперь речь рыжей-младшей не казалась ни высокомерной, ни недружелюбной. Напротив, в ее голосе засквозили уважение и нежность. Что за сильная магия!

— Я тупой семнадцатилетний подросток, не грузи меня, — постарался отшутиться я.

Ульянка прыснула, погладив меня по слегка подрагивающему плечу:

— Ты не тупой, Макс. Просто типичный. Хотя задатки умного человека в тебе все же присутствуют.

Я попытался сохранить невозмутимое выражение лица, но от возмущения у меня это плохо получилось. Наверняка на долю секунды глаза меня выдали. Назвался груздем, блин…

— Все, блин, не бухти не по делу, честное слово… — вздохнул я. — Ай, ладно. Так где Алиса-то, скажешь, партизан рыжий?

Длинная пауза. Очень нехорошая длинная пауза.

— Ульяна?

— Я пыталась ее отговорить, — затараторила девчушка с тревогой в голосе. — Вернулась после свечки, а Лиска там, короче, психует, вещи раскидывает… Потом вроде успокоилась, ушла, вернулась через некоторое время и сказала, что…

— Что сказала? — спрашиваю оцепеневшим голосом. Не к добру это, жопой чую. Что ж, блин, за невезение-то такое?

— Да что за сигаретами пошла, к этому придурку из деревни, как его там…

Тут меня словно пружиной подбрасывает.

— Она что, — чуть ли не кричу. — Совсем дура!?

Ульянка грустно кивает:

— Вот такая фигня, Макс. Уговаривала я ее не ходить, уговаривала, все без толку. Посредством тебя даже манипулировать пыталась, но она весьма доходчиво объяснила, чтобы ты катился ко всем чертям собачьим. И это я сейчас еще смягчить постаралась…

А меня натурально кошмарит. Руки мелко и противно тряслись, по левой щеке пару раз пробежала короткая судорога.

Так, спокойствие. Не думаю, что этот урод настолько отбитый на всю голову, что действительно что-то сделает с Алисой. Хотя, вспоминая его вполне себе игривый, так сказать, позавчерашний настрой… Нет, как бы он не пижонился, более чем очевидно, что этот персонаж — обычный озлобленный на весь мир гоблин, с которым даже пытаться разговаривать бесполезно. Только рожу бить. Про дружков его уж и говорить не приходится. Там все еще хуже, ибо эти просто тупые и злые.

А это значит, что мне нужно срочно двигать к старому лагерю. Место встречи, как я понимаю, не должно было измениться. Дорогу-то я примерно помню, а даже если чего забуду, то уж сориентируюсь как-нибудь, благо, топографическим кретинизмом не страдаю. Лишь бы только поздно не было.

Вашу мать, как же я хотел бы сейчас быть уверенным, что зазря панику навожу, кто бы только знал…

— Ладно, — успокаиваюсь, хлопнув Ульянку по плечу. — Ты сделала все, что могла, не парься. Остальное теперь — моя забота.

— Что значит «твоя забота»? — вскинулась девчушка. — Лиска — моя подруга. Так что не твоя, а наша!

— Уля, прекрати, — пожалуй, получилось куда резче, чем я хотел. Обеспокоенное выражение лица у рыжей-младшей никуда не делось. — Это не игра. Не хватало мне только, чтоб ты еще там у меня под ногами путалась.

— Но я же помочь хочу… — попыталась было пронзительным, похожим на писк летучей мыши, голосом протестовать та. — И вообще, ты уверен, что один с ней справишься? Дорогу правильную найдешь? Я вот нет.

— Уверен. И ты уже помогла, — стараюсь я выдавить хоть какое-то подобие улыбки. — Даже больше, чем ты думаешь. Так что с чистой совестью иди домой и не строй из себя героиню почем зря. Такой ливень — не шутки. Зачем выходить на ежа с голой жопой? Заболеешь, простудишься, мне Виола за это «спасибо» не скажет. И так она меня сегодня ниже плинтуса опрокинула. Хотя… — тут я призадумался. Дождевик это, конечно, прекрасно, но идти по такой погоде через лес до старого лагеря в шортах и кедах — удовольствие ниже среднего. А еще скоро и темнеть начнет. Ситуация. — Я сейчас к себе, переодеться, а ты сгоняй до кибернетиков, фонарик у них свистни, всяко есть же.

— Да по любому, — хмыкает. — Жди тогда у себя, я мигом!

Видимо, Ульянка и сама уже поняла, что при такой погоде она долго по лесу прогуливаться не сможет даже в каком-нибудь костюме ОЗК. Ну, тем и лучше. Рыжая-младшая вновь включает первую космическую и, закрывая лицо от ветра и капель, уносится в сторону ворот. Я тоже ускоряюсь и, перепрыгивая лужи, спешу к домику.

Дэнчик сидел за столом, склонившись над своими мемуарами. На мое резкое появление, сопровождаемое оставленными на относительно чистом полу грязными мокрыми следами сорок второго размера, никак не отреагировал.

— Чего ты все правда мельтешишь-то? — интересуется. — Ляг, отдохни, книжку почитай, сама природа, так сказать, к этому располагает. Тем более уж, после всего произошедшего. У меня из-за этого быченьки по ляжкам до сих малясь подтекает…

Сказать или нет? Учитывая сложность текущего момента, надо бы, конечно. Помощь в лице Дэнчика при возможной потасовке с