мере, пока ты свою таблицу не отмоешь. Тьфу ты, гадость-то какая… — поморщился, подозрительно взглянув на сигарету. — Мои закончились, пришлось у этого мутика одолжить. Не суть… Ну и какого хрена тут произошло?

— Я виновата, — всхлипывает Алиса.

— Да я даже, нахрен, не сомневаюсь, — хмыкает мой друг. — Максон хоть и порой тупит, как хлебушек, но чтоб он самостоятельно в драку полез — уж увольте.

Я окидываю взглядом поляну. Презанятнейшая, стоило отметить, картина мне открылась — Рома с щуплым в конкретном таком отрубе, а жирный валяется на боку, держась за яйца, и катается из стороны в сторону. Меня от этого немного замутило, но при этом я не мог оторвать глаз, чувствуя, что правота восторжествовала. Жулька победно тявкнула, подтверждая мои мысли.

— Дела, — силюсь улыбнуться. — Я даже, порой, забываю, что ты гребаный спецназ…

— Минометчик, — поправляет меня Дэнчик. — Хотя с физухой у нас в части было неплохо, надо отдать должное. Так, ладно… Рыжая, ты ему не давай отрубиться, а я тут быстренько…

Алиса еще сильнее обняла меня, отчего я опять сдавленно пискнул. Усилием воли заставил себя поднять руку и слабо приобнять ее в ответ. До сих пор не могу поверить, что все закончилось…

Дэнчик подошел к постепенно приходящему в себя жиртресту, присел на корточки и, зажевав сигарету, с милой улыбкой потрепал того за щеку:

— Ну, орел, чего дальше с тобой и дружками делать будем? Еще раз писюнами померяемся? Ну, так, чисто по длине, допустим. Или еще как.

— Да все, мля, замяли, — простонал тот. — Больше к вам не сунемся.

— Верно мыслишь, — подмигивает Дэнчик. — Только проблемка есть… Ты-то явно не сунешься, ты хоть и дебик с рождения, но инстинкт самосохранения должен быть развит. А вот у товарища твоего, — кивает в сторону Ромки. — Сомневаюсь. Уж донеси ему как подобается. В противном случае его «бабочка» будет одиноко торчать из его же тощей жопы, вкуриваешь?

Какого-то конкретного ответа, разумеется, не было. Но сдавленное мычание последовало. Более, чем достаточно. Презрительно посмотрев на поверженного вражину, Дэнчик последний раз пыхнул сигаретой, затушил ее об землю и вернулся к нам с Алисой.

— Ну, профилактические работы проведены, можно и в лагерь выдвигаться, — констатировал тот. — Ты как сам-то, дружище, пришел в себя хоть чуть-чуть?

— Да вроде оклемался чуток, — жму плечами. — Только ребра болят. И зуб, кажется, какая-то сука выбила…

— Вот ведь блин, — поморщился Дэнчик. — Ладно, походишь так недельку. А там вернемся, куда бы мы ни вернулись, может и не придется новый вставлять.

Слишком он уж чуть ли не прямым текстом говорил о нашем с ним небольшом секрете. Хотя, Алисе сейчас, как можно было догадаться, было абсолютно все равно. Она преданно уткнулась в мое плечо, прикрыв глаза. И ей ни до чего не было дела.

— Да уж, — хриплю. — Не хотелось бы снова посещать стоматолога. Они ведь настоящие садисты. Ничего человеческого.

— Не говори, опасные ребята, — кивает друг. — Так, Алис, давай, ты Максона с одного бока бери (мое слабое «Да не стоит…» было начисто проигнорировано), я с другого. Собака, возглавляй процессию!

Радостно вильнув хвостом, Жулька гордо зашагала прочь от старого лагеря. Я в последний раз оглянулся — уже вся троица придурков подавала признаки жизни. До скрежета зубов захотелось освободиться от объятий друзей и пару раз лично их еще разок отоварить, и плевать, что лежачих не бьют. Заслужили. Но все же сдерживаюсь. Пошли они к черту.

Поймал себя на мысли, что ни о чем так сейчас не мечтаю, как о нормальном человеческом душе. А еще лучше — в ванну. И отмокать и еще раз отмокать, потягивая какой-нибудь вискарь.

— Рыжая, ты как-то на редкость молчалива сейчас, — заметил Дэнчик.

Алиса замедлила шаг, безучастно глядя вперед, в темный, шуршащий листьями от падающих капель, лес, будто пыталась выискать что-то в его глубине, слегка склонив голову набок. Плечи ее были устало опущены, а руки едва заметно тряслись под тяжестью моего тела.

— Алис, если тебе тяжело… — начал было я.

— Все нормально, — быстро ответила та. — Все равно Денис большую часть тебя самостоятельно удерживает.

— Надо же, меня повысили с «кудрявого» до Дениса, — хмыкает тот.

Губы Алисы сначала явственно произнесли: «О господи!», но вслух она сказала другое:

— Ты спас нас… Макса. Я уже не знала, что и делать. Уже готова была схватить первую попавшуюся под руки корягу и кинуться с ней на этих мразей. И будет, что будет.

— Как ты вообще на нас вышел? — спрашиваю. — Я же тебе не говорил ничего.

— И показал себя тем самым, как конченый придурок, — беззлобно улыбается Дэнчик. — Считай, что вам повезло. Никогда не догадаетесь, кому действительно стоить сказать «спасибо». Нашему любимому Никите Валерьевичу!

Я аж присвистнул:

— Да ну нафиг? Его-то как втянуло в эту бадягу?

— Так твоими молитвами, брат. Сижу в домике, думаю, как покрасивее мысль изложить, тут Панамка вместе с этим вваливаются. Оба злые, как черти. Где Жеглов, спрашивают. Валерич, мол, видел, как ты через дырку в заборе с территории умотал. Еще и послал его, причем, видать, от души. А я-то чего, я сам понятия не имею. Знаю только, что ты Алису искать пошел. Я, конечно, не стал ничего говорить, — быстро поправился тот, заметив испуганный взгляд рыжей. — Под дурачка скосил. Они ушли, а я в голове быстро два и два сложил. И чего-то так тревожно стало, будто шестое чувство какое. Ну и рванул следом, пока эти там по лагерю бегают, да охают. Не прогадал, как теперь вижу.

— Да, а он, оказывается, не так уж и плох, — попытался пошутить я. Просто совсем не хотелось заострять внимание на всю ту боль, которая до сих пор проходила сквозь меня.

— И все же, чем ты, блин, думал? — вернулся Дэнчик к старому вопросу. — Ты же знал, что они тут будут, верно? Один пойти на троих отморозков. Макс, ну ты, блин…

— У меня была самая мощная мотивация, — ответил я, проведя кончиками пальцев от плеча Алисы до локотка. — Плюс, я всегда уверен в том, что делаю. Просто не всегда уверен в том, что все непременно должно заканчиваться хеппи-эндом. Но это уже лирика.

— Лирика у него, — пробормотал друг. — В задницу можешь засунуть свою лирику, понял? Мы с десяти лет дружим, не забыл? Люди в браке столько не живут, сколько мы уже с тобой вместе. Так что больше не смей от меня ничего скрывать, ферштейн?

— Да понял, не дурак, дурак бы не понял, — буркнул я.

— Хотел бы сказать, что не сомневаюсь, но пока еще